Последующие вечера мы посвятили охоте на дичь. Между пятью и семью митавцы имели обыкновение прогуливаться на острове, образованном Дриксой и Аа, под сенью вековых каштанов замкового парка. Там-то мы и стали искать своих актрис и актеров. Приставали к каждому и каждой, кто казался нам подходящим. И поначалу без всякого успеха, конечно, ибо девушки поднимали нас на смех, предполагая совершенно иные мотивы наших приставаний. Однако у меня завязалось при этом знакомство с одной молодой красивой дамой, которая стала было мне угрожать, что пожалуется своему шурину, который-де инспектор гимназии. А Владимир Евгеньевич Йензен вам ужо покажет…

Сын покойного доктора Йензена, школьного врача? Он мой хороший знакомый. Я принесу ему свои извинения. Где он живет?

Она хоть и была сердита, но адрес дала. И этот случай имел большие последствия.

Настойчивость, с которой мы преследовали свою цель, принесла в конце концов плоды — как приносит их всякая настойчивость. Упорство — качество, которое нельзя недооценивать, нередко оно преодолевает любые препятствия, в том числе и заложенные в нас самих.

Наконец-то я обрел занятие.

Создать труппу и ставить спектакли в Митаве, почему бы и нет? Когда-то, несколько десятилетий назад, в Митаве был даже собственный театр, и мой отец, как начальник пожарной команды, имел там собственную ложу с прямым выходом в гардеробную за кулисами. Может, и в этом — знак?

Что ни у кого из нас не было ни малейшего опыта работы в театре, нас не смущало. Опыт придет. Играть будем на сцене ферейна ремесленников. Пьески подберем подешевле, как ягодки. Разве в библиотеке моей не скопилась вся мировая литература, весь мировой театр?

Давно уже не были так заполнены мои дни: утром в конторе отца, днем репетиции, вечером шумные сборища с новым ансамблем.

Ибо мы и впрямь составляли уже некий ансамбль, пусть небольшой, но помешанный на театре. Скоморовский был герой и характер, Кан — любовник, еще один приятель Скоморовского мог играть стариков и слуг. Я был режиссером, занятым и в характерных ролях. Анна Юргенс — героиня, ее сестра годилась на роли второго плана; кроме того мы подцепили очаровательную красотку, переводчицу городского суда, которая могла играть наивных простушек, как нам казалось, — потому что все мы с ней флиртовали, хотя зрителям толку от этого было немного.

Семь человек составили нашу труппу, остальных мы продолжали искать. Мы усердно репетировали у меня дома, в двух передних комнатах. Как репетировали? Так, как мы считали правильным: учили наизусть текст и проговаривали его вслух, при этом я следил за интонацией и произношением.

Основу репертуара составила двухактная пьеса императрицы Екатерины Великой, очень плодовитой писательницы. «О время!» — так называлась ее сатирическая комедия, которую наверняка никто не ставил лет сто, и я очень гордился, что ее разыскал. Я ее несколько переработал, приспосабливая к нашей труппе, однако с этим сразу же возникла первая наша проблема.

Был некий актер, который пытался примкнуть к нам, но вследствие полной своей бездарности да еще высокомерной наглости был нами изгнан. Чтобы отомстить, он донес на нас, и я получил предписание явиться к полицмейстеру, барону Медему.

Тот стал орать на меня: да как я, мол, посмел коверкать произведение Ея Величества царицы российской! Это дело попахивает изменой и должно быть расследовано со всею строгостью. Мои возражения, что пьеса прошла цензуру и рекомендована к постановке, в том числе и с сокращениями, он не хотел и слушать. Оскорбление Ея Величества! И только доброй репутации моего отца обязан я тем, что он не берет меня под стражу! Тут уж я не стерпел: что, он хочет опозориться на всю страну, дать пищу прессе? Да пусть хоть наведет справки в рижском цензурном управлении или еще где-нибудь. Я не дам себя запугать, я в конце концов известный писатель и считаю постановку комедии императрицы Екатерины почетным для себя делом.

Три дня спустя, когда у нас уже тряслись поджилки от предстоящих кар, меня снова вызвали в полицию. Барон Медем был, однако, на сей раз весьма любезен. Ему-де представили сие дело в совершенно искаженном свете, а разобравшись, он и сам находит постановку комедии царицы делом весьма похвальным. Позднее я узнал, что губернатор Риги лично звонил по этому вопросу какому-то министру и после этого разговора ветер подул в другую сторону.

Полицмейстер заверил меня, что я могу рассчитывать в этом деле на его всестороннюю помощь.

Ну, раз так! Мы вздохнули свободно. Но как нам двигаться дальше? Мы и сами заметили, что талдычить текст в моей квартире не имеет смысла, нам нужна была сцена.

Я решил поговорить с ответственным лицом в митавском ферейне ремесленников. Тот поначалу был озадачен тем, что мы собираемся играть на русском языке, но потом уступил нашим желаниям и позволил нам репетировать каждый день от двух до пяти на сцене ферейна.

Вот тут-то мы и столкнулись с настоящими проблемами. Как ходят, как стоят, как говорят на сцене? Ни у кого из нас не было ни малейшего опыта в этом деле. Господин режиссер должен был начинать с арифметики. Ибо первый наш выход на сцену был один сплошной анекдот. Мы не знали куда девать руки и ноги. Спотыкались на ровном месте. И уже были близки к тому, чтобы все бросить.