Том 1. Стихотворения
вернуться

Боков Виктор Федорович
Шрифт:
Бушует, как пламень, иван-иванчаистый, Зелеными веслами листьев гребя. — Здорово! — кричит мне. — Кого здесь встречаешь ты? — Ванюша! Братишка мой милый, тебя! Идут таволожники белоголовые, Торжественна поступь, осанка горда. Присяду на пень и открою столовую С несложным меню — черный хлеб и вода. О родина! Слезы под горло подкатывают, Как сердце, до боли сжимается стих. В твои материнские очи заглядывают Влюбленные очи поэтов твоих! 1963

* * *

Крутые перекаты ржи, Многострадальной, многострадной. И ветерок летит с межи Такой приятный и прохладный. Кормилица моя! Я здесь, С достоинством своим и честью. Смотри сюда — изранен весь, А губы складывают песню. В беде, в кручине, в горе петь — Вот высшее самообладанье. И можно ль сердцу утерпеть В такое важное свиданье?! Волнуйся, наливайся, зрей, Родная рожь, — ты наша совесть. Твои волненья — для людей, А люди что-нибудь да стоят! 1963

Весенние костры

Весенние, предмайские костры! Когда листва едва-едва в намеке, Когда огонь, как древние пророки, Подъемлет к небу тонкие персты. Все забирает он: бумагу, ветошь, Опилки, мусор, старую парчу, — Ежеминутно заявляя: — Нет уж, Коль вы меня зажгли — я жить хочу! Как ненасытен огненный обжора! Чего в него ни кинешь, все горит. — А ну, несите доску от забора! — Он молодому парню говорит. — Давай ботву! Несите кочерыжек! Кладите сучьев, веток, даже дров! — Как я люблю Собранье этих рыжих, Весенних и веснушчатых костров! Они горят в полях, на огородах, Издалека волнуя и маня, И слышится в их огненных колодах Пчелиное гудение огня. Одолевая версты и гектары, По старым травам и сухой стерне Идут костры. Они, как санитары, Дают дорогу жизни и весне. 1963

Я видел Россию

Я видел Россию. Она поднималась Туманом над речкой И светлой росой. Шла женщина русская И улыбалась, За женщиной следовал Мальчик босой. И дрогнуло сердце: — Уж это не я ли? Аукни то время И голос подай. Мы с матерью Точно вот так же стояли И сыпали соль На ржаной каравай. Я видел Россию. Бил молот тяжелый, Послушно ему Поддавалась деталь, А рядом кузнец Уралмаша веселый, Играя, шутя, Поворачивал сталь. Я видел Россию. Вода на турбины Бросалась и пела В тугих лопастях, И древние, волжские Наши глубины Светили во тьму Всей душой нараспах. Я слышал Россию. В некошеном жите Всю ночь говорил Коростель о любви. А сам-то я что, Не Россия, скажите? И сам я — Россия! И предки мои. Особенно тот, Под замшелой плитою, Который Москве Топором присягал, Который когда-то С Иван Калитою Москву белокаменную Воздвигал. Россия! Рябины мои огневые, За вас, если надо, Сгорю на костре. Во мне и равнины Твои полевые, И Ленин, И Красная площадь В Москве. 1963

* * *

Я дам твое имя моей балалайке! Играю — а кажется, ты говоришь. И голосом доброй, хорошей хозяйки Мне ласково петь о России велишь. А я ее знаю! За каждою строчкой, За каждым моим искрометным стихом Я вижу то клюкву в болоте на кочке, То месяц, который на крыше верхом. То Вологда вспомнится мне, то Воронеж, То лес богатырский, то степь Кулунда. То хлеб, за который с ломами боролись, То лагерный суп-кипяток — баланда.