Протяжно и жалобно заскрипели, расширяясь, металлические конструкции на борту застрявшего в неловком положении сухогруза. С глухим треском полопались иллюминаторы, стеклянные осколки расплавились и потекли по пузырящейся обшивке мутными слезами. Вспыхнул рангоут; леера, подранные тенты, деревянный настил палуб – отовсюду плясали языки жаркого синего пламени. Всё, что было некогда создано руками людей, горело, плавилось, обугливалось.

Крысы, популяцию которых моряки берегли от преждевременного истребления, метались по трюмам. Огромные темные пространства стальных пещер были оглашены истеричным визгом. Кучи порченого зерна и пронизанной крысиными ходами трухи дымились. Окончательно обезумев, крысы кинулись через наполненные угарным газом изогнутые трубы вентиляционных дефлекторов и через разбитые иллюминаторы. Наружу. Под косые лучи неведомой энергии.

Крысы сгорали в мгновение ока…

Горячий пар (явно не водяной) хлынул через дверной проем внутрь строения древних. Ева стащила с себя докторское пальто, попыталась завесить им проход. Боцман отпихнул баронессу в сторону. Затем, рыча и чертыхаясь, стал забрасывать в просвет щебень и песок. Торопливо запихал туда же и скомканное пальто, но сукно тут же занялось…

– Брось! – Ева уже поняла, что эти труды напрасны. Она схватила боцмана за пояс и потащила к дальней стене: подальше от клубов пара. – Назад!

Что-то щелкнуло у них над головами. Потом еще и еще… Гаврила первым делом решил, что рушится крыша. Что с такими щелчками отлетают осколки перегретого камня. Он осторожно, кончиками пальцев прикоснулся к своду, но сейчас же отдернул руку.

– Горячо? – живо спросила Ева; баронесса уже очищала от песка приглянувшийся блок с живыми картинками.

– Шиш! – бросил боцман. – Эта плита холодная, как айсберг…

– Хорошо! – Ева закончила возиться со светящейся плитой, вытерла руки об юбку. – Дай нож!

Гаврила молча протянул ей зазубренный клинок с потертой от частого пользования рукоятью.

Ева перекрестилась, как католичка, зажмурилась на секунду. Затем полоснула себя по ладони. Рубиновые капли потекли по дрожащим пальцам, расчертили дорожки на тонком запястье, стекая внутрь грязного рукава.

«Всего лишь машина, Ева, – звучал в ушах усталый голос Рудина. – Очень умная машина, она ждала нас тысячелетиями. Ждала, когда мы вернемся!»

Ева наклонилась к блоку, заглянула в него, словно перед ней стояло настоящее зеркало. Увидела в замутненной молочным туманом глубине женскую фигуру в облегающей тунике. На голове безмолвного «отражения» возвышалась замысловатая корона.

«Неужели это я? Я – бессчетные поколения назад? – Ева положила испачканную кровью ладонь на светящуюся поверхность. – Оказывается, ларчик просто открывался…»

Девушка в тунике исчезла, сверкнув напоследок роскошными миндалевидными глазами. Вместо нее блок показал двух змей, свившихся в широкую спираль.

«Эти блоки, Ева… Эти зеркала… – доктору Рудину было сложно подобрать нужные слова, но он старался изо всех сил, – звенья одной цепи. Они образуют нервную ткань! Марс оплетен ею от полюса до полюса! Пойми – это даже сложнее, чем нервы… Это одновременно и орган восприятия, и орган… взаимодействия. Вербального взаимодействия! Информация передается по цепочке с невероятной скоростью. Одно зеркало здесь знает, что происходит сейчас на другом конце Земли… вернее, Марса! Ты обращаешься к одному зеркалу, а тебе отвечает вся система…»

Они услышали, как что-то тяжелое приближается к руине со стороны ущелья. Бум! – один шаг. Точно сваи забивают! Бум! – второй, третий, четвертый… Земля колыхалась, земля прогибалась под бременем нечеловеческого веса. Затем всё стихло. Ева отвернулась от плиты, в центре которой багровел отпечаток ладони. Что-то заскрипело, заныло – точь-в-точь перегруженные портовые тросы. В дверном проеме (его так и не удалось завалить по притолоку) возник глаз: белая и влажная склера, синяя радужка со сложным узором, пять похожих на черные зеркала зрачков.

Гаврила вынул револьвер. Подумал немного, подбросил разок на ладони и убрал обратно.

А плита не показывала ничего. Лишь рябь проносилась по гладкой поверхности. Серые искорки, белые клочья… Машина молчала; быть может, чего-то ждала?

Тем временем чудовищный глаз исчез из просвета двери. Перед входом мелькнули нервно подергивающиеся жвала хищника; пара ороговевших выростов, что шевелились под нижней челюстью, вошли в проем. Гигант зацепился ими за притолоку и принялся тянуть вверх, урча от усердия. Каменная кровля руины не поддалась. Жвала исступленно щелкали и скрежетали, могучие лапы давили в стену с силой гидравлического пресса…

Ева нашла в себе силы отвернуться, забыть про могучего исполина. Она вернулась к плите, положила ладони на светящуюся поверхность.

– Скажи им, что мы вернулись! – взмолилась баронесса. – Этот мир принадлежит нам! Всегда принадлежал! Скажи им, они должны остановиться! Скажи, что мы – законные хозяева! Что мы имеем право здесь жить! – Баронесса перевела дух, посуровела и выпалила с вызовом: – Скажи, если у них имеются претензии, то я готова уладить разногласия на вселенском совете! Передай это немедленно!!!