Лисбет прикусила нижнюю губу. Не считая этого, ее лицо хранило безразличное выражение.

Ей вспомнились ночи, когда она, двенадцатилетняя, лежала привязанной ремнями в «лишенной раздражителей» палате детской психиатрической клиники Святого Стефана. Телеборьян раз за разом появлялся из полумрака и рассматривал ее при свете ночника.

Она знала. Ее он так и не тронул, но она всегда знала.

Лисбет проклинала себя – ей следовало заняться Телеборьяном еще несколько лет назад, но она вытесняла его из головы и игнорировала его существование.

Тем самым она позволила ему продолжать.

Через некоторое время она вызвала в ICQ Микаэля Блумквиста.

*

Микаэль Блумквист провел ночь в квартире Лисбет Саландер на Фискаргатан. Компьютер он выключил только в половине седьмого утра, и когда он засыпал, перед глазами у него стояли снимки грубой детской порнографии. Проснулся он в четверть одиннадцатого, выскочил из постели Лисбет Саландер, принял душ и заказал такси, которое подобрало его перед театром «Сёдратеатерн». Без пяти одиннадцать он остановил машину на улице Биргера Ярла и прошел пешком до кафе «Мадлен».

Соня Мудиг ждала его за чашкой черного кофе.

– Здравствуйте, – сказал Микаэль.

– Я очень сильно рискую, – сказала она, не поздоровавшись. – Если станет известно, что я с вами встречалась, меня выгонят с работы и могут отправить под суд.

– От меня об этом никто не узнает.

Она явно нервничала.

– Один из моих коллег только что побывал у бывшего премьер-министра Турбьёрна Фельдина. Он ездил к нему по собственной инициативе, и его работа тоже под угрозой.

– Понятно.

– Я требую гарантий анонимности для нас обоих.

– Я даже не знаю, о каком коллеге вы говорите.

– Я расскажу, но хочу, чтобы вы пообещали, что он останется анонимным источником.

– Даю слово.

Она покосилась на часы.

– Вы торопитесь?

– Да. Я через десять минут встречаюсь с мужем и детьми в пассаже Стурегаллериан. Муж думает, что я на работе.

– А Бублански об этом ничего не знает?

– Да.

– О’кей. Вы с коллегой являетесь источниками, и вам гарантируется полная анонимность, обоим, до могилы.

– Мой коллега – это Йеркер Хольмберг, с которым вы встречались в Гётеборге. Его отец – член Партии центра, и Йеркер знает Фельдина с детства. Он поехал с частным визитом и спросил о Залаченко.

– Ясно.

У Микаэля вдруг заколотилось сердце.

– Фельдин производит впечатление порядочного человека. Хольмберг рассказал ему о Залаченко и спросил, что Фельдину известно о перебежчике. Фельдин ничего не ответил. Потом Хольмберг сказал ему о наших подозрениях относительно того, что люди, прикрывавшие Залаченко, заперли Лисбет Саландер в психушку. Фельдин страшно разволновался.

– Ясно.

– Фельдин рассказал, что сразу после того, как он стал премьер-министром, его посетил руководитель СЭПО с одним коллегой. Они рассказали ему фантастическую шпионскую историю о русском агенте, перебежавшем в Швецию, и объяснили, что это самая страшная военная тайна Швеции, что по значению с этим не сравняется ни один факт из сферы шведской обороны.

– О’кей.

– Фельдин говорит, что не знал, как ему следовало поступить. Премьер-министром он стал только что, и у правительства еще не было опыта. Ведь страной более сорока лет правили социалисты. Ему объяснили, что принимать решение он должен лично и что если он станет консультироваться с членами правительства, то СЭПО снимает с себя всякую ответственность. Фельдину все это показалось неприятным, но он не знал, что ему делать.

– О’кей.

– Под конец он посчитал, что вынужден поступить так, как предлагают господа из СЭПО. Он выдал директиву, полностью отдававшую Залаченко им в руки. Он обязался никогда ни с кем это дело не обсуждать, а сам так и не узнал имени перебежчика.

– Понятно.

– За два периода пребывания у власти Фельдин потом об этом деле практически ничего не слышал. Правда, он сделал нечто исключительно мудрое. Он настоял на том, чтобы в тайну посвятили госсекретаря, который должен был функционировать как go between[47] между Объединенной администрацией министерств и теми, кто охранял Залаченко.

– Вот как?

– Госсекретаря зовут Бертиль К. Янерюд, ему сейчас шестьдесят три года, и он является генеральным консулом Швеции в Амстердаме.

– Дьявол.

– Уяснив всю серьезность предварительного следствия, Фельдин сел и написал письмо Янерюду.

Соня Мудиг передала через стол конверт.

Дорогой Бертиль.

Тайна, которую мы оба защищали, когда я возглавлял правительство, стала сейчас объектом пристального внимания. Человека, которого это дело касалось, уже нет в живых, и ущерб ему причинен быть не может. Зато могут пострадать другие люди.