– Но, доктор Телеборьян, вы начали привязывать мою подзащитную ремнями в двенадцать лет, когда ей еще только должно было исполниться тринадцать. В то время у нее не имелось ни единой татуировки, не так ли?

Петер Телеборьян на несколько секунд замешкался. Слово снова взяла Анника.

– Думаю, вы привязывали ее ремнями не потому, что предвидели, что она в будущем собирается делать себе татуировки.

– Разумеется, нет. К ее состоянию в девяносто первом году татуировки отношения не имеют.

– Тем самым мы возвращаемся к моему исходному вопросу. Причиняла ли когда-либо Лисбет Саландер себе такой вред, который мог послужить основанием для того, чтобы держать ее связанной в течение целого года? Может быть, она резала себя ножом, или бритвой, или чем-либо подобным?

У Петера Телеборьяна на секунду сделался неуверенный вид.

– Нет, но у нас имелись основания полагать, что она представляет для себя опасность.

– Основания полагать. Вы хотите сказать, что связывали ее, поскольку что-то предвидели…

– Мы производим оценку ситуации.

– Я уже примерно пять минут задаю тот же самый вопрос. Вы утверждаете, что самодеструктивное поведение моей подзащитной явилось причиной того, что за те два года, пока она находилась у вас на излечении, вы больше года продержали ее связанной. Не будете ли вы так добры наконец привести мне пример ее самодеструктивного поведения в двенадцатилетнем возрасте.

– Девочка, например, пребывала в стадии крайнего истощения. Это было, в частности, результатом того, что она отказывалась есть. Мы подозревали у нее анорексию. Нам неоднократно приходилось кормить ее насильно.

– С чем это было связано?

– Естественно, с тем, что она отказывалась есть.

Анника Джаннини обратилась к своей подзащитной:

– Лисбет, вы действительно отказывались есть в клинике Святого Стефана?

– Да.

– Почему?

– Потому что этот подлец подмешивал мне в еду психотропные средства.

– Вот как. То есть доктор Телеборьян пытался давать вам лекарства. Почему вы не хотели их принимать?

– Мне не нравились лекарства, которые мне давали. Я от них тупела. Не могла думать и на большую часть дня теряла сознание. Это было неприятно. А подлец отказывался сообщать мне, что эти психотропные средства содержат.

– Значит, вы отказывались принимать лекарства?

– Да. Тогда он начал пихать эту мерзость мне в еду. Поэтому я прекратила есть. Каждый раз, когда мне что-нибудь подмешивали в еду, я отказывалась есть в течение пяти дней.

– Значит, вы оставались голодной?

– Не всегда. Несколько санитаров иногда потихоньку приносили мне бутерброды. Особенно один санитар частенько приносил мне еду поздно ночью. Такое случалось много раз.

– То есть вы хотите сказать, что персонал больницы понимал, что вам хотелось есть, и приносил еду, чтобы вы не голодали?

– Это было в тот период, когда я воевала с подлецом из-за психотропных средств.

– Значит, для отказа от еды имелась совершенно рациональная причина?

– Да.

– Следовательно, это не было вызвано тем, что вам не хотелось есть?

– Не было. Я часто чувствовала себя голодной.

– Можно ли утверждать, что между вами и доктором Телеборьяном возник конфликт?

– Да, можно.

– Вы попали в клинику Святого Стефана, потому что полили отца бензином и подожгли.

– Да.

– Почему вы это сделали?

– Потому что он избивал мою мать.

– Вы это кому-нибудь объясняли?

– Да.

– Кому же?

– Я все рассказала полицейским, которые меня допрашивали, социальной комиссии, комитету по делам детей и молодежи, врачам, пастору и подлецу.

– Под подлецом вы имеете в виду?..

– Вот его.

Она указала на доктора Петера Телеборьяна.

– Почему вы называете его подлецом?

– Когда я только попала в клинику Святого Стефана, я пыталась объяснить ему, что произошло.

– И что сказал доктор Телеборьян?

– Он не захотел меня слушать. Он утверждал, что я фантазирую, и в наказание велел привязывать меня к кровати, пока я не прекращу фантазировать. А потом он пытался пичкать меня психотропными средствами.

– Это чушь, – сказал Петер Телеборьян.

– И поэтому вы с ним не разговариваете?

– Я не сказала ему ни слова с той ночи, когда мне исполнилось тринадцать. Тогда я тоже лежала связанной. Это был мой подарок самой себе на день рождения.