Шрифт:
— Но что, по-твоему, я должен сделать с этим парнишкой?
— Он очень умен, уверяю тебя, доказательство тому — в те дни, когда обед кончается рано, когда недостает жаркого, я поступаю подобно госпоже Скаррон — рассказываю истории. Так вот, иногда я поворачиваюсь в его сторону и вижу, как он плачет или смеется, смотря по тому, грустной или веселой была история. Тогда я продлеваю историю; все думают, я делаю это для них — вовсе нет, это ради Алексиса. Я говорю себе: «Бедное дитя, они отнимают у тебя обед, но твою историю они не съедят». Не так ли, Алексис?
Алексис утвердительно кивнул.
— Послушай, у тебя самое доброе сердце из всех, что я знаю!
— После тебя, мой большой пес! Ну, берешь ты Алексиса?
— Я беру Атексиса.
Я повернулся к моему новому сотрапезнику.
— Значит, ты приехал из Гаваны? — спросил я у него.
— Да, сударь.
— А на каком языке говорят в Гаване, мальчик мой?
— На креольском.
— Да? И как же сказать по-креольски: «Добрый день, сударь»?
— Надо сказать: «Добрый день, сударь».
— А как будет: «Здравствуйте, сударыня»?
— Говорят: «Здравствуйте, сударыня».
— Тогда все в порядке, мальчик мой, мы будем говорить по-креольски. Мишель! Мишель!
Вошел Мишель.
— Смотрите, Мишель, этот гражданин теперь живет в нашем доме; поручаю его вам.
Мишель взглянул на него и спросил:
— Кто тебя стирал, мальчик мой?
— Простите? — не понял Алексис.
— Я спрашиваю, как зовут твою прачку, чтобы потребовать у нее вернуть деньги за стирку. Она тебя обокрала. Ну, идем, Сулук.
И Мишель увел Алексиса, который был Алексисом для всех остальных, но для Мишеля так и остался навсегда Сулуком.
XX
ОБ ОПАСНОСТИ, КАКУЮ МОЖЕТ ТАИТЬ СЛИШКОМ ХОРОШИЙ АТТЕСТАТ
С тех пор Алексис поселился у меня в доме.
Мне очень хочется, вопреки моему обыкновению, немедленно дорассказать вам историю Алексиса.
Алексис продолжал служить у меня до Февральской революции.
На следующий день после провозглашения Республики он вошел в мой кабинет и встал напротив моего стола.
Закончив страницу, я поднял голову.
Лицо Алексиса было радостным.
— Ну, Алексис, — спросил я, — в чем дело?
Между собой мы продолжали говорить по-креольски.
— Вы знаете, что теперь больше нет слуг, — сказал Алексис.
— Нет, я этого не знал.
— Так вот, сударь, я говорю вам об этом.
— Ах, Господи, мальчик мой! Но мне кажется, что это очень дурное известие для тебя!
— Нет, сударь, напротив.
— Тем лучше! И что ты будешь делать?
— Сударь, я хотел бы стать моряком.
— Вот совпадение! Можешь похвастаться тем, что родился под счастливой звездой. У меня как раз один друг занимает кое-какой пост в морском министерстве.
— Господин Араго?
— Черт возьми! Куда ты хватил, проказник! Всего лишь министр! Правда, он тоже принадлежит к числу моих друзей, но речь идет не о нем: я говорю об Аллье.
— И что же?
— Так вот, я дам тебе записку к Аллье; он завербует тебя или поможет тебе завербоваться во флот.
Взяв лист бумаги, я написал:
«Дорогой Аллье, посылаю к тебе моего слугу, который желает непременно стать адмиралом; не сомневаюсь, что под твоим покровительством он добьется этого высокого звания, но, поскольку начинать надо с начала, сделай его пока юнгой.
Твой А. Д.»— Держи, — сказал я Алексису, — вот твой аттестат.
И протянул ему письмо.
— Вы написали адрес? — спросил Алексис (он говорил по-креольски, но ни читать, ни писать даже по-креольски не умел).
— Я написал имя, Алексис; что касается адреса, это ты должен его найти.
— Как же вы считаете, я смогу его найти?
— В Евангелии есть одна фраза, которая послужит тебе светочем: «Ищите, и найдете».
— Я поищу, сударь.
И Алексис ушел.
Он вернулся два часа спустя, своим сиянием напоминая солнце, на которое смотришь сквозь закопченное стекло.
— Ну, как Аллье?
— Что ж, сударь, я его нашел.
— Он хорошо тебя принял?