Кстати и о фотографиях. С ними надо быть поаккуратнее. Один парнишка у своей подруги в рабочем компьютере буквально случайно наткнулся на папочку под названием «Лето!!!». Она принесла фотки, показала подругам, а не успела стереть. Действительно, прикольные, впечатляющие были фотографии, только ее парню, в отличие от подружек, они вовсе даже не понравились. Он тут же поместил одну мерзкую картинку (здоровенный член чуть не прижат к щеке, сперма соплёй блестит на подбородке, улыбка в поллица, глаза косые) ей как обои на «рабочий стол». Она как всегда, придя утром на работу, включила комп и, пока тот загружается, пошла ставить чайник и докрашивать глаза. Возвращается — в комнате мертвая тишина, никто в ее сторону не смотрит. Все делают вид, что заняты неотложными делами. Подходит к своему столу и все тут же понимает. Что-то еще такое парень там оставил на столе. Народ эту историю рассудил так: побаловалась — ладно, — это твое личное дело, твоя частная жизнь, но снимать на фотик такие вещи было никак нельзя. Правильно, что запрещают съемки в некоторых клубах. Не себя так других подставишь. Сама виновата.

Григорьев тоже привез в Турцию «цифровик», но его, как и обычно, с самого начала забрала себе Машка.

С Ириной они встретились традиционно на волейбольной площадке перед самой игрой, перекинулись парой слов.

К девяти часам все столики у бассейна были уже заняты. Ирины, конечно же, еще не было. За столиком с Натальей и Олесей сидели два молодых парня, лет двадцати двух, вряд ли больше. Они оказались этническими немцами самого что ни на есть российского происхождения, не так давно проживающими в Германии, сами откуда-то с Поволжья, из самой российской глубинки. Ходили в языковую школу. Один из них собирался служить в Бундесвере по контракту аж целых девять лет, поскольку там и зарплата была приличная, и можно было выучиться какой-нибудь гражданской профессии. И то лучше, чем болтаться без работы. Появилась Ирина.

Некоторое время сидели, потом Ирина вдруг, посмотрев на часы, занервничала, поднялась, сказала: «Я сейчас приду».

— Ты куда? — спросил ее Григорьев.

— Мне надо на минутку зайти в номер! — Она отошла и тут же пропала.

После половины двенадцатого, когда бар закрылся, Григорьев, так Ирину и, не дождавшись, вышел из отеля и пошел прогуляться по улице, где в это время работали все магазины.

По улице туда-сюда шатался праздный народ, тянулись бесконечные торговые ряды, работали ресторанчики. Оттуда звучала восточная музыка, тянуло запахами шафрана и карри, ароматным кальянным дымом. На диванах, развалясь, сидели люди, курили, смеялись. В воздухе Кемера была растворена любовь. Душа Григорьева трепетала. Ирины, однако, нигде видно не было, и Григорьев вернулся в отель. У бара рядом с бассейном, тусовалась с друзьями Машка, кажется, уже не вполне трезвая. Григорьев поморщился, но ничего говорить ей не стал.

Встретил Влада, тот посетовал:

— Бабы считают, что мужчины-турки — красивые, а русские — нет. Это в целом по нации. Обобщенные данные. То же самое, как русские женщины красивые, а немки — нет. Конечно, там есть Клаудия Шифер, и в России есть мужики знатные, сходу только не припомню. А тут в курортной зоне возьми чуть не любого молодого парня: чистый мачо, смуглый, активный, очень белые зубы. Некоторые считают, что этот персонал проходит специальный фэйс-контроль. В Стамбуле и в глубинке Турции встречаются довольно жуткие типы…

Когда мужчине нравится девушка, что обычно делает мужчина? Конечно, хочет как-то выпендриться перед девушкой. То же самое, впрочем, делал и Григорьев: он хотел уговорить Ирину съездить на дайвинг и там под водой показать ей класс — кое-какие приколы, которые он знал еще со службы на флоте. Что-то он все еще помнил с тех давних времен. И опять же она была бы рядом под водой — та же возможность случайных прикосновений. Та отказывалась из боязни, Григорьев настаивал. Машка тоже отказалась, мотивируя тем, что тут нырять ей не интересно: мало рыбы и нет кораллов. Машка впервые ныряла с аквалангом в прошлом году на Красном море, Григорьев видел ее, когда нырнул следом с маской: она плыла рядом с инструктором с выпученным глазами.

Короче, Ирина ехать наотрез отказалась, и кончилось тем, что Григорьев отправился на дайвинг один.

В восемь утра за ним к отелю заехал микроавтобус «Фольксваген», и уже минут через пятнадцать Григорьева доставили в порт Кемера. Поднялся на яхту. На борту пока была только команда. Григорьеву сказали:

— Вы приехали самые первые, придется немного подождать.

— Ладно. Я никуда не спешу.

И пока ждал, задремал, растянувшись на клеенчатом матрасе под тентом на верхней палубе. Яхту чуть покачивало.

Григорьев очнулся от дремоты, Потом заурчали двигатели, и корпус яхты мелко задрожал. Яхта медленно яхта отвалила от причала и вышла из порта Кемер.

Конечно, если заниматься дайвингом серьезно, то лучше было ехать чуть южнее по побережью — в город Каш. В путеводителе было написано так: «На дне моря у побережья города можно встретить не только диковинных морских жителей, но и античные амфоры, первую в мире каменную статую акулы, керамическую подводную выставку и грузовой танкер второй половины 20 века.

Говорят, что недалеко от острова Mэис находится затонувший еще вo времена Второй Мировой Войны по пока неизвестным причинам трехмоторный итальянский военный самолет. Самолет, лежащий на 57-ми метровой глубине, начал погружаться в песок и из-за посторонних кусков метала на хвосте накренен в сторону хвостовой части до 70 метров. Вокруг его останков разбросаны не взорвавшиеся и предположительно все еще активные боеприпасы»…

Команда туристов, желающих понырять с аквалангом, собралась самая, что ни на есть, интернациональная. Кроме Григорьева там были еще двое русских — семейная парочка (жена, довольно симпатичная дамочка около тридцати, и муж годами лет под сорок и явно с хорошего бодуна); потом семейка из Казахстана: мать, очень полная женщина (придется груз подбирать), и двое ее узкоглазеньких детей-подростков — явно обеспеченные; один здоровенный литовец; парочка из Израиля — молодые красивые ребята, которые, если не ныряли с аквалангами, то шумно бултыхались в море у борта яхты, а отдыхая, забирались на торчащие из воды скалы. Была там и целая турецкая семья: толстенный папаша, на которого гидрокостюм удалось напялить с большим трудом и опять же навесили большой груз, его жена и тоже большие по размеру дети, и еще кто-то. Встали на стационарный якорь в небольшой бухте у какой-то скалы, где стояли еще две такие же яхты. Глубина там была небольшая: метров, наверное, шесть. Инструктаж перед погружением провел русский инструктор Вячеслав, потом его повторил уже по-английски инструктор-турок, вставляя для своих и турецкие слова. Недалеко в скале была вымытый морем довольно глубокий грот, в который можно было заплывать. Григорьев так и сделал. В гроте стоял звучный плеск, а на своде, будто прилепленный, висел огромный валун. Григорьев еще подумал, что когда-то он непременно должен упасть. Это может быть и через сто лет и завтра и через час. С другой стороны, без землетрясения вряд ли упадет. Во время погружений случились мелкие неприятности: казах-мальчишка вынырнул на поверхность, воя от боли в ушах, а мужик, который был с бодуна, погрузиться вообще не смог: ему сразу стало плохо, его вытащили на борт, и миловидная жена его, с трудом скрывая раздражение, ухаживала за ним.