— Зачем вы тут сидите? — спрашивали их.

— А неравно придет дьячок и распустит.

В настоящее время училище было заперто. Минут через пять был принесен ключ какого-то странного вида; это была длинная железная палка с железными же хвостами на конце; палку эту приходилось продевать в дыру, выверченную в притолоке, потом вертеть ею в разные стороны, пока железные хвосты не зацепляли веревки, протянутой с потолка и начинавшейся у щеколды. Тогда только можно было отворить щеколду и впустить публику. Операция эта была довольно затруднительна, потому что, несмотря на присутствие чиновника, имеющее способность возбуждать все силы и искусство десятских, сотских и других властей, — вход в училище оставался камнем преткновения. Человек пять, поочередно запускавшие и грохотавшие ключом в щелке, отходили с каплями пота на лбу, говоря:

— Ах, чорт те возьми, засел как! Ничего не сделаешь!..

Наконец попробовал удачи писарь:

— Отойдите все; я ее сейчас обработаю.

Писарь засучил рукава, поплевал на руки и запустил палку внутрь.

— Иной раз так-то, — говорил мужик за спиной чиновника, — гремять-гремять, вертять-вертять — ничего… ребятенки ждуть-ждуть, ды и ко дворам.

— Ах, чорт тебя побери! — заключил и писарь, шваркнув ключ обземь.

Староста между тем, без шапки, бегом побежал к дьячку известить его, что ревизор приехал. Дьячок в это время спал мертвым сном, отпуская носом тучи храпу и треску.

— Побудите его, христа ради, — говорил голова дьячихе.

— Побудить-то я побужу-с, ды право только не знаю, встанет ли.

— Меркулыч! Меркулыч! Левизор спрашиваит! Прислали в сборню! — каким-то отчаянным голосом, необыкновенно быстро просыпала эти слова дьячиха за перегородкой, должно быть толкая при этом мужа, потому что трель храпения несколько заколебалась, словно заходила и зашаталась вся туча нависшего над дьячком храпа.

— Не встает!

— Как же это можно? Нет, вы уж его как угодно.

— Ды что же я сделаю, когда человек спит навзничь? Что же с ним можно сделать? Я сама завсегда больше на спине… Ну, только это совсем другое.

Дьячиха опять ушла.

— Ах, кол те в горло, спит! — говорил староста.

— Да вставай же ты, господи! Этакое безумие! Бога-то бы ты побоялся… Что это такое — ливазоры едут, начальство перепугамшись.

А дьячок выше и выше забирал носом.

— Ну, собака, спит! — сказал староста.

— Ничего не могу сделать. Разве к ночи, может, опомнится на минутку.

— Ну, прощайте… — заключил староста и снова пустился бежать в сборню, куда уже возвратился чиновник, не добившийся входа в училище.

В это время у крыльца сборни стояла уже куча мужиков; на плетне, между двух растопыренных, выдвинувшихся вверх кольев, утверждено было ведро с водой; за углом плетня пряталась баба, выглядывая одним глазком на сходку; она, повидимому, старалась как можно менее занять места, потому как-то ежилась и закрывала одну босую ногу другой, словно ей хотелось, чтоб у нее была одна нога. Чиновник сел на крыльцо с трубкой в руках и, приготовляясь к беседе, соображал, что недурно бы мужикам сказать в приветствие "милые дети".

— Ну, дети, — начал он.

— Ваше благородие! — гаркнул вдруг пьяный голос.

— Что скажешь?

Мужик молчал и, покачиваясь из стороны в сторону, глотал рвавшуюся наружу икоту.

— Ну, говори же, что ль?

— Ничего я не смею сказать…

— Как хочешь.

— Даже ни-ни-нни…

— Ну, так ступай, когда-нибудь скажешь.

— Не смею говорить ннни-и…

Мужика вталкивают в толпу. Чиновник снова приготовляется говорить и предварительно затягивается несколько раз.

— Ваш благородие! — всем горлом возглашает мужик опять.

— Это что еще?

— Мне стыдно.

— Уберите сейчас его, скота.

— Братцы, уберите меня, — заканчивает мужик, изнеможенно обвисая на чьих-то могучих руках, подхвативших его подмышки.

Наконец чиновник имеет возможность приступить к делу.

— Я привез вам весточку: вам дают лес, в вашу пользу.

Слышался радостный гул.

— Чтобы вы не воровали… Поняли? Только вот что, друзья мои, — продолжал чиновник таким серьезным тоном, что мужикам почудилось, будто у них эту благодать отымут сейчас же. — Дело вот в чем; лес хорош, чудесный, только не лучше ли бы вам подумать. Тут около лесу есть болото, у вас же лугов нету. Так я про то говорю, что, положим, вы лес возьмете, хорошо; а ну как вдруг, лет через сто, болото высохнет? Сейчас казна его к себе берет.

Мужики думали.

— А ежели в казенном ваша скотина потраву сделает, что тогда? Как теленок, поросенок зашли — штраф! То-то и есть! А лесок, нешто я говорю? лесок чудесный, да ну-ко болото высохнет?

Мужики долго думали, шептались.

— Лучше болото взять, — сказал кто-то негромко.

— Болото, — возговорили все.

— Ну, вот и чудесно!..

Чиновник снова курит. Староста и прочий синклит предпочитает навытяжку стоять за его спиной.