Сергеев-Ценский Сергей Николаевич
Шрифт:
— У-ди-вил! — покачал головой Макар, вынул кошелек из запачканной замши и нашел в нем зеленую бумажку.
Федор пожал плечами и отвернулся.
— А дом на кого же бросил? — спросил он, когда уже отчалили.
— А моя баба там.
— Смотри, ежели что стянет, — зло буркнул Федор.
— Да уж много не стянет, — куда ей!.. Больше твоей не стянет!
И заиграл желваками.
Федор поглядел на него, на приземистого, курбатого Афанасия, на море в мелких беляках — не ехать было нельзя, отделаться от Макара тоже нельзя.
— Так бора, говоришь, может быть?
— Очень просто, — ответил Афанасий, выгребая за пристань.
— Ну, авось!
— Авось да небось — их два брата, как все одно вас.
Работая веслами против волны, он выбрался на чистое место, здесь поднялся, огляделся кругом и потянул носом.
— На Палац-горе вон черта белого видали?.. Как выезжали, ведь не было, — откуда взялось?..
Поднявшись, разглядел Федор над самым выступом Четырдага кусок белого облака, круглого, плотного и ледяного на вид.
— Может, так, — сказал равнодушно.
— Так ли, не так, — все одно, — буду парус ставить.
В фуражке приплюснутой, маслянистой, с жилками синими и багровыми на скуластом лице, добротном, но с недобрыми запавшими глазами, Афанасий развернул парус, натянул его, и он сразу захлопал, ловя низовку, как утка крылом; Макар сидел напыженно, мешая матросу крепить парус, и тот прикрикнул на него:
— Черт лесовой!.. Именинник ты, что ли?.. Подвинься! Тебе говорю!
— Говорить — говори, а ругаться оставь! — отозвался надменно Макар, но Афанасий поглядел на него еще злее.
— Тут тебе не земля!.. Это тебе море, — понял?.. А я тут у себя на ялике все одно что капитан… На берег выйдем, судись со мной, а в море обязан ты меня слушать!
Ветер влег в парус до отказа, и вплоть до поворота берега, до того мыса, за которым скрывался уже городок, ялик, покачиваясь, кряхтя, разбивая барашки волн в мелкие брызги, бежал с веселящею даже Федора быстротою, и Афанасий, налегая на корме на руль, несколько отошел и бросил ему отрывисто:
— Водку взял?
— Откуда?
— Из лавки.
— Зачем? — удивился Федор.
— Неужто не взял?.. Очень глупо сделал.
Перевел спрашивающий взгляд на Макара и презрительно сплюнул в хлюпающую у бортов воду:
— Ку-упцы!
Несколько раз потом, отрываясь от воды запавшими глазами, взглядывал он то на Федора, то на Макара зло и презрительно.
Как все в городе, он знал, что когда-то братья были ровни между собою и с ним, но теперь, когда разбогател Федор, было зло на него, что разбогател, и зло на Макара, что стережет он братнино добро, как цепной пес. И с той беззастенчивостью, с какою принято смеяться над чужою глупостью в народе, подмигивая Федору, спросил Макара:
— Проверять свое хозяйство едешь?.. Надо, надо!.. В отделку там без тебя ребята разбаловались!
Макар, покосившись на него (он сидел отвернувшись), отозвался:
— Ты себе свое дело смотри!
А Федор спросил:
— Ты, Афанасий, туда часом не заезжал?.. Как там?
Афанасий подумал и сказал, смотря на Макара:
— Неделю назад там был. Рожнов твой известку сюда пригонял, а туда харч возил.
Кроме каменоломни, дававшей красный гранит, ценимый выше синего, там была у Федора известковая печь, что особенно привлекало Кариянопуло.
— Что же ты мне не сказал? — обернулся Федор к Макару.
— Об чем это не сказал?
— Что Рожнов приезжал…
— Вот новость какая: Рожнов!.. Рожнов за делом приезжал, а вот ты зачем это едешь?
Макар сидел сзади Федора, ближе к носу ялика, а Федор на другой скамейке, ближе к корме, и Макар — повернувшись лицом к Афанасию, а Федор боком к нему, и ему удобно было взглядывать то на брата, то на матроса.
— Я-то еду знаю зачем, а вот ты — это вопрос мудреный.
— А он, чтобы не отстать, — живо подхватил матрос, — молодые работают, а старички подсобляй!.. Тоже «зачем»!.. Он свово упустить не должен.
Всем в городке, кто бывал в рыбацком ресторане «Отрада», жаловался на брата Макар, и матрос знал весь его спор с Федором, и теперь всячески хотел стравить братьев на брань, чтобы не скучно было ехать без водки.
Макар, понявши в нем союзника, через голову Федора бросил ему:
— Не упущу, небось!.. Я своему труду цену знаю!..
— Поговори вот с дураком! — вздохнул Федор. — Сказано: пьяница проспится, а дурак никогда.
— Не дураче тебя, нет! — погрозил ему пальцем Макар и челюстью ляскнул, а Афанасий одобрительно улыбался ему и подмигивал, довольный.