— Дотроньтесь до меня, сир. — Прошептала женщина ему на ухо. Его рука скользнула вниз по округлому животу и нащупала сладкое влажное место среди чащи черных волос. — Да, так. — Промурлыкала она, когда его палец скользнул в нее. Она всхлипнула, потянула его на кровать и толкнула вниз.

— Еще, ох, еще, да, мой милый рыцарь, мой рыцарь, мой милый белый рыцарь, да, да, да, я хочу тебя. — Ее руки направили его внутрь, а затем сомкнулись на его спине, прижимая его к своему телу.

— Глубже, — шептала она, — Да! О!

Когда она сомкнула на его спине свои ноги, он почувствовал, что они упругие как сталь. По мере его движения внутрь, ее ногти впились в его спину, снова и снова и снова, пока она не издала крик и выгнулась под ним дугой. В этот момент ее руки нашли его соски и ущипнули, пока он не излил в нее свое семя. — «Теперь я могу умереть, счастливым». — Подумал рыцарь, и по крайней мере на несколько мгновений он ощущал блаженное спокойствие.

Он не умер.

Его желание было глубоко и безбрежно как море, но когда прилив схлынул, из-под него проявились скалы позора и как всегда острые рифы вины. Порой их накрывало волной, но они никуда не исчезали, оставаясь под водой, прочные, темные и осклизлые. — «Что я творю?» — спросил он себя. — «Я же рыцарь Королевской гвардии».

Он скатился в сторону, вытянулся и уставился в потолок. Через него шла огромная трещина от стены до стены. Раньше он ее не заметил, как не заметил и сюжета гобелена, изображавшего Нимерию и ее тысячу кораблей. — «Я видел только ее. В окно мог заглянуть дракон, а я ничего бы не заметил, видя только ее грудь, лицо и улыбку».

— Где-то было вино. — Промурлыкала она возле его шеи. Она провела рукой по его груди. — Хочешь пить?

— Нет. — Он откатился прочь и сел на край кровати. В комнате было жарко, но он поежился.

— У тебя кровь. — Заметила она. — Я царапалась слишком сильно.

Когда она дотронулась до его спины, он поморщился, словно ее пальцы были огненными. — Не надо.

Он встал. Обнаженный как был.

— Хватит.

— У меня есть мазь. От порезов.

«Но она не исцелит мой позор».

— Царапины пустяк. Простите меня, миледи. Мне нужно идти…

— Так быстро? — У нее был голос с хрипотцой, и широкий рот, буквально созданный для шепота, и полные губы — для поцелуев. Ее волосы упали по обнаженным плечам на вершины холмиков грудей — большие и темные. Волосы вились крупными мягкими и ленивыми локонами. — Останьтесь со мной на ночь, сир. Мне нужно многому вас научить.

— Я уже многому у вас научился.

— Кажется, недавно вам нравились уроки, сир. Ты уверен, что не спешишь в постель к другой женщине? Скажи мне, кто она? Я сражусь с ней, с обнаженной грудью, на ножах. — Она улыбнулась. — Только, если это не одна из Змеек. Если это так, мы можем тебя поделить. Я обожаю моих кузин.

— Ты же знаешь, у меня нет других женщин. Только… долг.

Она повернулась на бок, облокотившись на локоть, и уставилась на него. Ее темные глаза сверкнули в свете свечей.

— Этот хворый паразит? Я его знаю. Сухой как песок между ног, а от его поцелуев остаются кровоточащие шрамы. Пусть твой долг сегодня поспит один, а ты оставайся со мной.

— Мне следует быть во дворце.

Она вздохнула.

— С твоей принцессой. Ты заставляешь меня ревновать. Я начинаю думать, что ты любишь ее сильнее, чем меня. Но девочка для тебя еще слишком юна. Тебе нужна женщина, а не ребенок, однако ради тебя я могу разыграть невинность, если тебя это возбуждает.

— Тебе не следует говорить подобные вещи. — «Помни, она — дорнийка». В Просторе есть поговорка: вспыльчивость дорнийцев, как и ненасытность и распутность дорнииек — из-за пищи, которую они едят. — «Жгучий перец и эти странные приправы горячат кровь, она просто не может с собой справиться».

— Я люблю Мирцеллу как дочь. — У него никогда не будет собственной дочери, как и никогда не будет жены. Взамен этого у него есть великолепный белый плащ. — Мы собираемся ехать в Водные Сады.

— Когда-нибудь точно уедете. — Согласилась она. — Хотя, с моим отцом любое дело требует в четыре раза больше времени. Если он сказал, что собирается отправиться завтра, то вы точно уедете в течение двух недель. Обещаю, тебе в Садах будет одиноко. И где же тот храбрый юный джентльмен, который говорил, что хотел бы провести остаток жизни в моих объятьях?

— Я был пьян.

— Ты выпил всего три чаши разбавленного вина.

— Я был пьян тобой. Десять лет прошло с тех пор как… До тебя я не прикасался к ни к одной женщине. С тех пор, как одел белое. Я не знал любви, до сих пор… Я боюсь.

— Что же так напугало моего белого рыцаря?

— Я боюсь за свою честь, — ответил он. — И за твою.

— Со своей честью я могу справиться сама. — Она прикоснулась пальцем к своей груди, медленно обводя им вокруг соска. — Как и со своим удовольствием, если придется. Я взрослая женщина.