Немного времени прошло с того дня, и в Дамочкиной «малине» появились три девицы. Кудлатые, ярко накрашенные, в коротких узких юбчонках, они сверкали жирными ляжками и обнаженными бюстами, вызывая прилив негодования у прежних постаревших кентух и местной, бабьей половины Сезонки.

Зато мужики, глядя им вслед, долго стояли, разинув рот, не чуя града тумаков от жен.

— Ох и девки! Бедра так и вертятся. А грудь — как подушка! Вот бы такую на ночь сфаловать!

— Гони монету и сделаем, — подходил к распустившему слюни мужику Дамочка.

Тот спрашивал шепотом цену. Шелестел дрожащими руками по карманам. Заплатив, нырял в указанную камору. А через час выходил оттуда счастливый.

Девки называли клиентов чуваками, а себя — чувихами. И вскоре по Охе не было слова оскорбительнее и чернее, чем это. Мало-мальски уважающая себя девчонка могла съездить по физиономии любому, кто посмел бы при ней вслух сказать это слово.

Чувиха… Слово стало вроде пароля. Смолчала — смело веди на Сезонку, в ближайшие кусты или в подворотню.

И хоть немного было таких в Охе, все ж каждую неделю число их на Сезонке увеличивалось.

Теперь уж не затаскивал Дамочка прохожих за угол. Мужики, вечерами прячась от знакомых и жен под покров темноты, задами, закоулками пробирались на Сезонку.

Чувихи не брезговали никем. Дряхлый старик или зеленый юнец — какая разница. Свое платит — отменный чувак!

Да и попробуй не заплати. О таком подумать было страшно. Не просто опозорят жуткой бранью на всю Сезонку, вывернут наружу каждый скрытый дефект и недостаток, но побьют, порвут одежду в клочья.

На халяву сюда приходить — означало потерять репутацию навсегда.

Чуваков ловили чувихи в ресторанах, в горсаду, на танцах. Даже на улице. Иные, не утруждая клиентов, отдавались в горсаду, пряча левый приработок в потайные карманы. Но… от

Дамочки не спрячешь. Он выворачивал наизнанку белье всех девок. И отыскав заначку, бил по щекам виноватую. Но не до синяков. Чтоб товарный вид не теряла.

Чувихи оказались для фартовых золотым дном. Их кормили и одевали без отказа. Но держали в строгости. Ведь они уже не принадлежали сами себе, а стали собственностью Дамочки и «малины». Хотя никто из них не прикасался, ни разу не переспал ни с одной из чувих.

Дамочка стал сутенером не случайно. В этом бизнесе у него не было конкурентов. Мелкие притоны — не в счет. Он поставил дело на широкую ногу. И даже милиция не знала теперь, как подступиться к нему. Все чувихи были совершеннолетними. Все где-то работали и зарплату получали. А свободным их временем никто не имел права распоряжаться.

Девах своих Колька пристраивал к делу не без умысла.

Официантками в ресторане, кассирами и контролерами в горсаду и кинотеатре — где публика постоянно крутилась.

Даже в дом культуры одну устроил — гардеробщицей. Поразмыслив, разрешил в пивбаре устроиться рыжей мясистой девахе. Еще одну — в ларек, который все охинцы назвали «Доброе утро», потому что все алкаши сбегались туда к семи утра на опохмелку. Вино и водку здесь продавали па разлив.

Заходила во все эти злачные места и приличная публика.

Выпив свои сто грамм, мужики начинали заводить разговор о жизни, заботах, семейных неурядицах, кляли начальство по работе.

После повторной дозы начинали шептаться о похождениях и приключениях соседей, знакомых, сослуживцев.

С третьей порции, осмелев, перебивая друг друга, рассказывали о своих любовницах. А дальше начинали осыпать любезностями деваху с Сезонки — продавщицу спиртного. И, добавив еще по сто грамм, уже клялись чувихе в любви…

Просыпаясь утром на Сезонке, стремглав бежали домой. Их место занимали другие, такие же, как и эти.

Сезонка постепенно обрастала постоянной клиентурой, связями. Побывавший здесь мог рассчитывать, что его посещение останется в тайне для всех.

Зато и не забирали чувих в горотдел милиции. Чуть кто-то напишет заявление властям, чтобы очистили Сезонку от подонков, следом раздавался звонок, требующий не начинать преследований.

Добро за добро… Тут уж ничего не могли поделать охинцы.

Но с недавнего времени что-то изменилось в жизни этого района. Здесь появились люди, никогда ранее не проживавшие в Охе.

Они присматривались к жителям. Внимательно слушали их разговоры, заглядывали во все дворы и подъезды днем и ночью.

Они нигде не работали, хотя одеты были со вкусом, никто из них не воровал. У этих людей водились неплохие деньги. Никто из них не ел в столовой. Харчились лишь в ресторане. И всегда — с чувихами с Сезонки. Их они кормили и поили так, как никто из охинцев этого не делал. Открыто лапали девок на глазах посетителей. Не стыдились связи с чувихами. И особо обожали одну, по кличке Фея.