Ни черта не стоила средневековая техника!

То ли дело теперь, хотя бы в лагере Баньоли. Тут дипийцы, чающие переплыть океан, разом и воду в бездонную бочку льют, и бревна катают, и сами друг дружке глотки грызут и со стороны их кто-то еще покусывает…

Вот это достижение культуры! Высоты гуманизма! А Данте — что? Кустарь-одиночка и ничего более.

Зубы мне начали подсчитывать еще в 1945 г., когда я первый раз в Чине-Читта попал и определенных планов на будущее, кроме охраны своего черепа, не имел. Процесс этот для меня не очень сложный, так как обе мои челюсти искусственные, изготовленные в Германии. Очень хорошие челюсти, но, конечно, требуют для оценки себя отзыва специалиста. Направили к специалисту. Зарегистрировали. Поставили пяток штампов. У специалиста снова зарегистрировали по всем пунктам, подождал там сколько полагается и, войдя в святилище, вынул обе челюсти.

Ассистент просчитал зубы, специалист проверил подсчет. Снова зарегистрировали.

В дальнейшем мои зубы подсчитывали для Аргентины, Венецуэлы, Чили, Перу, Бразилии, США, Канады, Австралии и раз двадцать без точных географических перспектив. Очень хорошо считали. Всегда одно и то же число получалось. Точно.

А вот рентген какие-то камуфлеты выкидывал. То все в полном благополучии объявит. Потом, вдруг, обнаружит ТВС обоих легких… А на следующем просмотре — снова благополучие. Очень капризный этот доктор Рентген, вероятно, трудно приходилось его супруге!

Сколько полезных и ценных сведений приобрел я за унрра-ировское время! Темный я до того был человек, некультурный, ничего не знал.

А теперь все знаю! И давление крови, и кислотность мочи, и белки, и желтки, затемнения, замедления, артриты, гастриты, уретриты…

Как прекрасен Божий мир! Сколько в нем таинственного, чудесного, непознанного! Сколько путей ведут к его постижению.

Вот, например, канадский врач в Баньоли идет к нему путем Жака Далькроза, ритмическим. После всех механических, бактериологических, микроскопических и прочих анализов он сам лично осматривает избравших его страну мужчин и женщин, осматривает, конечно, в полностью натуральном виде, то есть, как мать родила.

После соответствующих прощупываний, простукиваний и просматриваний переводчик командует:

— Отведите в сторону левую ногу и делайте ею круги! Так. Теперь правой!

Канадец созерцает и подсчитывает ритм.

— Уан, ту, три…

— Теперь руки в стороны и делайте правой треугольник, а левой квадрат!

— Уан, ту, три, фор…

— Плавно вращайте торсом! Приседайте!

Жена моя наотрез от этой ритмики отказалась, и Канада исчезла с нашего горизонта, но соседка по паравану, старуха-хорватка, ехавшая с двумя внуками к сыну — лесорубу, протанцевала не хуже Лифаря. Не даром же говорится: нужда скачет, нужда пляшет, нужда песенки поет.

Сколько я раз регистрировался и сколько написал биографий сказать точно не могу. Для этого высшая математика требуется, сочетания там разные, интегралы, бесконечности… Я этой премудрости не учен.

Вот география — другое дело. Я ее теперь крепко вызубрил.

Во-первых, для уточнения прошлого.

В 42-ом году вы были в Ставрополе, спрашивает некто в сером, а в 44-ом в Берлине. Перечислите точно, через какие города вы ехали.

— Через Кавказскую, Ростов, Николаев, Одессу… Пшемышль, Бреслау… — уверенно рапортую я. Теперь у меня все это продумано до конца, сведено в стройную систему: и на какой улице жил, и где обедал, и откуда деньги на обед брал… Теперь меня никто не собьет, а первое время путался. Спросит, например, некто:

— На какой улице вы жили в Бреслау?

А вы в этом Бреслау и не были никогда. Но отвечайте твердо:

— На улице Фридриха Шиллера номер 606! — и уже потом не забывайте про этого старого романтика, в тетрадочку запишите. Он, Шиллер этот, обязательно на одном из следующих допросов опять выскочит. Спутаете его с Гете, — кончено ваше дело. А, главное, не забывайте того, что этот некто, безусловно, безграмотнее вас на какой-бы низкой ступени ликбеза вы ни стояли.

Проходя цикл практикумов по изучению демократических свобод, не забывайте тщательно следить за диалектикой их трактовки.

— Кого сегодня режут? — спрашиваю я выскочившего из дверей.

— Колхозников дорезают и профсоюзы подрезывают! Меня за колхоз в коммунисты зачислили.

Ну, это мне не страшно. Колхоза в моем историческом повествовании нет, а вот о профсоюзах надо подумать.

И хорошо, что подумал во-время.

— Вы преподавали в высшей школе, — говорит некто, — следовательно, состояли в профсоюзе.

— Нет, — уверенно отвечаю я, — не состоял.

— Как же, ведь там это обязательно?

— Для полноценных граждан обязательно, а лишенцев, наоборот, в профсоюзы не принимают. Теперь считайте: с 21-го по 32-ой год я в ссылке. Это у вас отмечено. Добавьте пять лет поражения в правах, но в 34-ом я снова сослан до 37-го и еще пять лет поражения… Точно, как в аптеке!

Переводчик спускает три пота, разъясняя термины «лишенец», «пораженный», контролирующему нас великому знатоку русского вопроса. Наконец, я слышу:

— О'кэй!

— Сорвалось с профсоюзом? — отвечаю я по-русски с самой любезной улыбкой. — Накось, выкуси!