— Не очень-то ему доверяй, — глупо пошутил один из солдат. — Он может увести твою маму.

— Увести? Куда? Зачем? — растерялся мальчик, — Ну как это куда? У мамы же нет мужа, вот Энрике и станет ее мужем.

Домой Августо примчался весь в слезах и, крепко обняв мать, стал умолять ее, чтоб она его не бросала.

Не сразу Росауре удалось понять, чем вызвана истерика сына, а когда все выяснилось, она поклялась, что никогда не оставит своего любимого Августо.

— Даже ради Энрике? — уточнил сын. — Энрике мне друг, так же, как и тебе. И не более того.

— Это правда, Энрике? — спросил Августо теперь уже у сержанта.

— Да, Я ваш друг. Твой и мамин, — подтвердил Энрике.

На этом инцидент был исчерпан, но Августо более внимательно стал наблюдать за матерью и Энрике и постепенно пришел к выводу, что было бы даже хорошо, если б они поженились. Об этом он и сказал сначала Росауре, а потом и Энрике.

Но мать ответила ему, что вряд ли уже сможет кого-нибудь полюбить, а Энрике тоже сказал, что любит другую женщину. Правда, в утешение Августо, он добавил:

— Если бы я смог забыть ту женщину и влюбиться в другую, то выбрал бы своей женой твою маму. А тебя — своим сыном. Да, я не шучу. Мне действительно очень бы хотелось иметь такого сынишку, как ты.

Августо передал эти слова матери, и Росаура тоже призналась Энрике, что если бы у нее была возможность выбирать, то она бы выбрала его в отцы Августо и в мужья — себе.

Энрике ничего не ответил на ее признание.

Однако спустя неделю, когда он получил звание капитана и был направлен в другой форт командующим, Энрике всерьез задумался над предложением Росауры. Всю ночь накануне отъезда промаялся он без сна, но так и не решился навсегда связать свою жизнь с теми, к кому привязался всей душой.

Крепко обняв на прощание Августо и Росауру, он отправился в путь.

Росаура украдкой смахнула слезу. Августо тоже очень хотелось плакать, но он не мог себе этого позволить, поскольку остался теперь единственной опорой для матери.

Чтобы не давать волю слезам и не впадать в тоску, Росаура решила загрузить себя работой. Но только успела бросить белье в корыто, как услышала у себя за спиной голос Энрике:

— Росаура, времени у нас немного. Собирай вещи, если хочешь поехать со мной!

— Я сейчас, мигом, — сказала она, больше не сдерживая слез. — Августо! Иди сюда скорей. Мы едем с Энрике!

По возвращении Гонсало из приграничных земель его ждал сюрприз: Маргарита объявила, что беременна.

Поначалу это известие привело его в бешенство, но Маргарита поклялась, что под угрозой смерти не признается никому, кто является отцом ее ребенка.

— Поверь, никто никогда не узнает, что он твой, — умоляла она Гонсало. — Только не заставляй меня отказаться от него.

— Ладно, успокойся, — примирительно молвил он. — Рожай! В конце концов, это мой единственный ребенок.

О том, что дома его ждет беременная жена, Гонсало, конечно же, Маргарите не рассказывал. Он по- прежнему с трудом выносил Марию и, выслушивая опасения доктора о возможном выкидыше, про себя желал, чтобы именно так все и случилось.

Однако Мария постепенно стала поправляться, и Гонсало ничего не оставалось, как смиренно дожидаться родов.

Но времени ей он уделял все меньше и меньше, ссылаясь на занятость. А дел у него действительно было выше головы. Байгоррия успешно протолкнул в конгрессе проект Гонсало, индейцы и помещики сочли его выгодным для себя, и обмен земли на скот шел полным ходом.

Байгоррия получил свой куш от Гонсало, да еще и продвинулся по службе — как автор удачного проекта, позволившего правительству расширить государственные границы и заодно утихомирить воинственных индейцев. Впервые за долгие годы возможность мирного сосуществования с индейцами обрела форму конкретного договора.

Однако Гонсало изложил Байгоррии только первую часть своего плана, а вторую, секретную, он поведал отпетому бандиту — Бенито Рамиресу.

По заданию Гонсало тот собрал верных людей, загрузил повозку водкой и отправил их спаивать индейцев. А поскольку водка шла исключительно в обмен на скот, то Гонсало не только восполнил все свое поголовье, отданное за приобретенные земли, но и значительно приумножил его.

Индейцы же, лишившиеся части земель, постепенно лишались и вырученного за нее скота, но пока не понимали, в какую ловушку загнал их хитромудрый Гонсало Линч.

Вся эта криминальная деятельность Гонсало проходила втайне от дона Мануэля, и уж тем более — от дона Федерико, вынужденного узнавать о жизни сына от Марии либо из газет, печатавших светскую хронику. С тех пор как состоялась помолвка Адальберто, Гонсало ни разу не переступил порог родительского дома и вел себя так, будто отец для него вообще перестал существовать.