— Слушайте, Вучетич, вам не надоел этот … с усами? — Он нацелился мундштуком трубки в лицо полутораметровой фигуры.

— Это пока эскиз, — попытался кто-то заступиться за скульптора.

— Автор был контужен на фронте, но не лишен языка, — прервал Сталин и устремил взгляд на фигуру под целлофаном. — А это что?

— Это тоже эскиз, — ответил Вучетич.

— Тоже и… кажется, не то же, — заметил Сталин. — Покажите…

Вучетич снял целлофан с фигуры солдата.

Сталин скупо улыбнулся и сказал:

— Вот этого солдата мы и поставим в центре Берлина на высоком могильном холме… Пусть этот великан в бронзе, победитель несет на своей груди девочку — светлые надежды народа, освобожденного от фашизма.

Потом добавил:

— Только знаете, Вучетич, автомат в руке солдата надо заменить чем-то другим. Автомат — утилитарный предмет нашего времени, а памятник будет стоять в веках. Дайте ему в руки что-то символичное. Ну, скажем меч. Увесистый, солидный. Этим мечом солдат разрушил фашистскую свастику. Меч опущен, но горе будет тому, кто вынудит богатыря поднять этот меч… Согласны?

— Дайте подумать, — ответил Вучетич.

— Думать никому не запрещено. Думайте. Желаю успеха… Возражений не слышу. Да и нет в них нужды…

Сталин крепко пожал Вучетичу руку.

Так было сооружен широко известный тридцатиметровый бронзовый воин-освободитель в плащ-палатке, с непокрытой головой, стоящий в полный рост и попирающий сапогом поверженную и разбитую свастику, левой рукой придерживающий прижавшуюся к его груди девочку, а в опущенной правой руке держащий тяжелый меч.

Знаменитый бас Большого театра Максим Дормидонтович Михайлов пользовался особым расположением Сталина. Оперу «Иван Сусанин» («Жизнь за царя»), в которой Михайлов исполнял главную роль, вождь слушал десятки раз. А знакомство их состоялось в 1938 г. Дело было в Кремле. После концерта на банкете Михайлов скромно разместился за крайним столиком вместе с коллегами. Но неожиданно к нему подошел один из распорядителей и предложил пересесть за столик Иосифа Виссарионовича.

Сталин тут же предложил тост за величайшего из певцов Большого театра.

Причина такой привязанности к певцу разъяснилась позже, когда Сталин в разговоре как-то заметил Михайлову: «А я ведь тоже учился в духовной семинарии. И если бы не избрал путь революционера, то стал бы, наверное, священником». (Михайлов до того, как попасть на сцену, служил протодьяконом).

Однажды, как вспоминал Михаил Дормидонтович, за ним прислали правительственную машину аж в два часа ночи. Привезли в Волынское на «ближнюю дачу». Сталин был один. Перед ним была бутылка «Хванчкары».

«Ну, Максим, давай посидим, помолчим.

Вот сидим, наливаем иногда винца. Проходит час, другой… Ну, перекинемся двумя-тремя словами. Что-то спросит. Часов через пять говорит: „Ну, Максим, хорошо посидели, спасибо, сейчас тебя отвезут обратно“».

И умиротворенный вождь проводил певца до дверей.

Полюбил смотреть фильмы в 30-е г. и уже на всю жизнь, когда после смерти супруги он все чаще и чаще испытывал острое чувство одиночества. Кино заполняло вечера, когда не было официальных мероприятий и не хотелось ехать в театр. Он умел оценить и актерско-режиссерское мастерство, и даже операторскую работу в фильме. Сталин любил смотреть и советские, и зарубежные картины.

Когда Сталин посмотрел американский фильм «Большой вальс», который ему очень понравился, он отклонил список советских кинематографистов, представленных к государственной награде. Вождь сказал: «Пусть они сначала научаться работать так профессионально, как работают создатели „Большого вальса“».

Вокруг кремлевских кинопросмотров складывались легенды. От сталинского слова зависело для кинематографистов: быть или не быть.

Известный драматург Э. Брагинский описал один из таких просмотров. Он происходил уже после войны: «Эту новеллу рассказал мне кинорежиссер Александр Столпер, который снимал тогда „Повесть о настоящем человеке“ по Полевому. Было это в Звенигороде, и туда приехал сценарист фильма Михаил Григорьевич Папава.

— А знаете, как началась карьера Папавы? — спросил меня Столпер. И рассказал вот что:

— Показывали вождю фильм „Иван Павлов“ („Академик Иван Павлов“, 1949 г.). Смотрели фильм Сталин и вся его политбюровская команда. Режиссер фильма Рошаль сидел в прихожей, но дверь в зал оставили открытой. Как только пошли вступительные титры фильма, Сталин спросил у Берии: