— А сколько ему лет? — спросил Сталин.

— Двадцать один, — ответил Иден.

— Двадцать один! — Возбужденно воскликнул Сталин. — Пётр Великий стал править Россией в семнадцать!

На подмосковной даче в 1949 г. состоялась встреча Сталина с Мао Цзэдуном. Переводчиком был Н. Ф. Федоренко, член-корреспондент АН СССР. Гость спросил его шепотом, почему Сталин смешивает красное и белое вино, а остальные товарищи этого не делают. Он ответил Мао Цзэдуну, что затрудняется объяснить и предложил спросить об этом Сталина.

— Что у вас там за нелегальное перешептывание, от кого утаиваете? — раздался голос Сталина.

— Товарищ Мао Цзэдун интересуется, почему вы смешиваете разные вина, а другие этого не делают, — выпалил Федоренко.

— А почему вы не спрашиваете меня? — старался он пригвоздить Федоренко. — Я давно уже заметил, что он подозревает меня в чем-то, не доверяет.

— Извините, но Мао Цзэдун настаивает этого не делать, считая такое обращение к вам нарушением приличий…

— А вы кого предпочитаете здесь слушать, — не без лукавства спросил Сталин Федоренко, и, улыбнувшись из-под своих усов, хозяин стал объяснять гостю, почему он смешивает вина.

— Это, видите ли, моя давняя привычка. Каждое вино, грузинское в особенности, обладает своим вкусом и ароматом. Соединением красного с белым я как бы обогащаю вкус, а главное, создаю букет, как из пахучих степных цветов.

— Какое же, товарищ Сталин, вино вы предпочитаете, красное или белое? — спросил Мао Цзэдун.

— Чаще пользуюсь белым виноградным, но верю в красное, которым как-то, давно это было, во время болезни тифом в ссылке один добрый врач в тюремном госпитале тайком отходил меня малыми дозами красного вина, кажется испанского. Спас меня от верной смерти. С тех пор я как-то проникся сознанием его целебности, — задумчиво сказал Сталин.

Сталин очень охотно выражал свои мысли в забавной или насмешливой форме.

Любопытную историю рассказывает Демьян Бедный.

«Накануне июльского наступления, в 1917 г., в редакции „Правды“ днем сидим мы двое: Сталин и я. Трещит телефон. Сталина вызывают матросы, кронштадтские братишки. Они ставят вопрос в упор: выходить им на демонстрацию с винтовками или без них? Я не свожу глаз со Сталина… Меня разбирает любопытство: как Сталин будет отвечать — о винтовках! По телефону!..

— Винтовки?… Вам, товарищи, виднее!.. Вот мы, писаки, так свое оружие, карандаш, всегда таскаем с собою…. А как там вы со своим оружием, вам виднее!.. Ясное дело, что все братишки вышли на демонстрацию со своими „карандашами“».

Но он умеет прятать иронию. Когда в ответ на одно его замечание Эмиль Людвиг (немецкий писатель) воскликнул: «Вы даже не подозреваете, как вы правы!» Сталин вежливо сказал: «Как знать, может быть, и подозреваю». Наоборот, когда он же спросил его: «Допускаете ли вы параллель между собой и Петром Великим?» он без всякой иронии ответил: «Исторические параллели всегда рискованны. Данная параллель бессмысленна».

Во время Ялтинской конференции Черчилль и его спутники поселились в Воронцовском дворце. Черчиллю рассказали, что граф Воронцов построил свой дворец по проекту английского архитектора, автора Букингемского дворца в Лондоне.

Черчиллю дворец очень понравился. Говорят, что, уезжая из Ялты, он обратился с просьбой к Сталину:

— Нельзя ли купить этот дворец?

Сталин долго молчал, курил свою трубку, затем спросил Черчилля:

— Какой палец у вас в Англии считается средним?

Черчилль показал средний палец:

— Этот.

— А у нас этот, — сказал Сталин и сложил русскую фигу.

Манера разговора Сталина, как известно, отличалась краткостью. Однажды в присутствии корреспондента он беседовал по телефону с Черчиллем.

— Нет, нет, да, нет…

— Товарищ Сталин, нельзя ли узнать, на какой вопрос английского премьер-министра вы ответили: «Да».

Сталин усмехнулся:

— Черчилль спросил, хорошо ли я его слышу…

Премьер-министр Румынии Петру Гроза после банкета сказал Сталину:

— Вы знаете, я очень люблю женщин.

— А я очень люблю коммунистов, — тихо ответил Сталин.

Вошел Сталин, не один. Рядом с ним шел Уинстон Черчилль. Сталин представил гостя, пригласил всех к столу. Последовали тосты, и между Сталиным и Черчиллем возникло как бы негласное соревнование: кто больше выпьет? Черчилль подливал Сталину рюмку то коньяк, то вино, Сталин — Черчиллю.