Шрифт:
Немалых усилий Профессора и других оперативных работников потребовало выявление агента англичан, проникшего на Гороховую, в аппарат Чрезвычайной Комиссии.
Подлым оборотнем, как удалось установить, был некий Александр Гаврющенко, в прошлом сотрудник военно-морской разведки. Обманом проникнув в ЧК, выдавая себя за честного коммуниста, он оказывал платные услуги Полю Дюксу. По приговору коллегии ЧК предатель был расстрелян.
Грозная ЧК, карающий меч революции, нагоняла страх на врагов Советской власти. Однако меч этот не разил, не должен был разить безвинных.
У Китайца кроме Жоржетты была еще и десятилетняя дочка Нэлли. Илья Романович получил заслуженное наказание, осужденный коллегией ЧК на десять лет тюремного заключения. Отправили в трудовой лагерь и Жоржетту, знавшую о преступной деятельности отца.
В опустевшей квартире на Малой Московской, где собирались заговорщики, осталась одна маленькая Нэлли. Судьба ее, понятно, не могла не беспокоить чекистов.
Нельзя читать без волнения документ, посвященный этой девочке, который сохранился в многотомном деле с его бесчисленными протоколами, стенограммами, справками, ордерами на арест, с собственноручными показаниями обвиняемых и с запоздалыми покаянными слезницами.
Подписан документ начальником Особого отдела. Это официальная просьба Петроградской ЧК, направленная в губернский отдел социального обеспечения, В нем кратко излагается суть вопроса, после чего сказано, что
«Петрочека просит поместить Нэлли Кюрц в один из лучших петроградских интернатов для безнадзорных детей и дать ей возможность учиться, к чему обнаружатся способности».
В заключение следует, пожалуй, сказать несколько слов о сэре Поле Дюксе и дальнейшей его карьере.
Шпионы обычно до пенсии не доживают.
Этот, представьте, дожил. Ценой обмана, предательства и бессовестного умения выдавать белое за черное. Наивно, разумеется, искать хоть какое-то подобие правды в его «Исповеди агента „СТ-25“». Побег из Петрограда изображен в этой книге едва ли не в виде героического поступка и большой жертвы со стороны автора. Его, Поля Дюкса, видите ли, мучают воспоминания об оставшихся в Петрограде сообщниках, уезжать он не хотел, но заботливые начальники, беспокоясь о его безопасности, приказали уехать, и тут уж ничего нельзя было поделать, пришлось все бросить и срочно возвратиться в Англию.
Трусов и предателей в разведывательных службах принято уничтожать.
Поля Дюкса не уничтожили, даже наградили орденом Британской империи, определив в герои. Невольно напрашивается вопрос — почему?
Ответ прост. Потому, что гораздо выгоднее было иметь под руками «очевидца», способного без устали рассказывать англичанам про большевистские «ужасы». Что-что, а сочинять эти «ужасы» Поль Дюкс был великий мастер.
Трудно отказать себе в удовольствии привести образчик его «сочинений», не меняя в нем ни единого слова.
Итак, вот оно, свидетельство «очевидца», бежавшего из Петрограда осенью 1919 года:
«В июле, вследствие попытки к забастовке рабочих Путиловского, Ижорского и других заводов, несколько сотен рабочих было арестовано Чека, а шестьдесят человек расстреляно. Вдова одного из расстрелянных обошла все тюрьмы, чтобы найти своего мужа. В Василеостровской тюрьме ей удалось набрести на его след через несколько часов после расстрела. Она обратилась к комиссару тюрьмы с просьбой отдать ей тело мужа, чтобы похоронить его, на что комиссар, предварительно справившись в своем блокноте, ответил, что она опоздала и что труп ее мужа уже в Зоологическом саду. Вдова поспешила туда в сопровождении своей подруги, но в показанных там трупах мужа своего не опознала. Тогда ее повели к клеткам с львами, которым только что принесли два трупа на съедение. В одном из них она узнала своего мужа. Труп был наполовину растерзан. Вдова не вынесла этого зрелища и сошла с ума. После нее осталось пятеро детей».
Не правда ли, загнуто лихо?
Ну разве можно было не наградить орденом Британской империи такого вот «очевидца». Тем более в конце 1919 года, когда скрежещущие зубами английские консерваторы подсчитывали убытки от провалившейся интервенции в России.
Вот так и вышло, что шпион дожил до пенсии, прослыв у себя на родине за незаменимого «специалиста» по русским делам.
ПЕТР ЛЮТКЕВИЧ
МОЯ ПЕРВАЯ ОПЕРАЦИЯ
Довелось мне недавно съездить в Автово, в то самое Автово, которое еще лет пятнадцать назад считалось окраиной Ленинграда. Приятель, с которым мы условились встретиться, долго объяснял по телефону, в каком направлении идти от станции метро, на какую по счету улицу и когда сворачивать.
— К чему эти подробности? — сказал я, немного задетый его объяснениями. — В Автове дорогу найду с закрытыми глазами...
Но стоило мне выйти из метро на проспект Стачек, как я убедился, что советы приятеля были отнюдь не лишними. Все вокруг оказалось новым для меня, незнакомым: и круглая площадь, названная Комсомольской, и цветущий треугольник сквера, от которого стрелами уходят две широченные новые магистрали.