Неожиданно он заговорил о скуке и неудовлетворительности офицерского общества.

— Только с вами, Татьяна Николаевна, я отдыхаю… — Это было шаблонно даже для такой провинциалки, как Татьяна.

— Мы все в отряде… — начала было она и вдруг почувствовала, как барон притянул ее к себе. Она отстранилась.

— Меня влечет к вам неудержимо, — сказал офицер взволнованно, все же отпуская ее руку.

Это было похоже на объяснение в любви. Но любовь на фронте в ее глазах была скомпрометирована. Ей стало жаль прежних хороших отношений, но она чувствовала, что нельзя было позволить барону продолжать.

— Не надо, не надо! — сказала девушка. — Так было хорошо…

— Но так не может же быть всегда, — раздался в темноте напряженный шепот.

— Почему?

Он охватил ее плечи. Девушка вырвалась.

— Я не хочу! — крикнула она и побежала туда, где серел просвет двора.

Барон немедленно ускакал в штаб, а на следующий день приехал, прикинулся смущенным и раскаявшимся.

О случившемся в парке не говорили.

Барон вел себя так, как будто примирился с поражением, но чувствовал себя все время перед прыжком. Казалось, только одна Татьяна могла бы ему заменить здесь, на фронте, всех женщин, с которыми он был близок в Петербурге. Всех этих дам, умевших вносить в адюльтер остроту светского обмана, всех хористок, демимонденок, которые прощали ему тощий кошелек ради гвардейского лоска, лихости и бесшабашной щедрости в редкие моменты просветления на его узком финансовом горизонте. Теперь Татьяна стала для него еще желанней. А барон вообще не умел сдерживаться…

За окном уже по-осеннему кружились высыхающие листья, и ветер швырял их в бурные, потемневшие воды речонки. Ветер рвал кусты и продувал двор, парк и поляну, словно со всех сторон усадьбы были поставлены воздуходувные трубы.

Недзельская уехала в Петербург. Говорили, что истинной причиной ее отъезда было требование жениха, с которым она обручилась во время поездки в отпуск. Лидия злилась на всех и готова была сцепиться по любому поводу.

Палаты отряда часто пустовали. Иногда прибывали партии больных, их немедленно купали, пичкали касторкой, хиной и микстурами и отправляли дальше…

…

Это было в сумерки хмурого дня, когда серое тусклое небо близко подходит к земле.

Зоя вошла в кабинет Розалии Семеновны.

Врачиха сидела за столом и, о чем-то раздумывая, ловила концами острых ногтей волосок, застрявший в пере.

— Вы ко мне?

— Розалия Семеновна, — сказала, опускаясь на стул, девушка. — Я плохо себя чувствую. Со мной что-то неладное. — Пальцы, которыми она царапала край стола, вдруг сорвались, и глаза девушки опустились.

— Что с вами?

Розалия Семеновна отложила перо, обошла стол и взяла голову девушки в руки.

— Что-то нехорошее, — сказала, глядя ей прямо в лицо, Зоя.

Тогда Розалия Семеновна подошла к двери и, заглянув в коридор, закинула в петлю длинный тонкий крючок.

— Разденьтесь, — тихо сказала она Зое.

Врачиха смотрела долго, внимательно. Казалось, она хотела найти доказательства ошибки.

— Плохо… Неужели только сегодня заметили?

— Боюсь я! — крикнула Зоя и заплакала тихо в крошечный платочек.

— С кем вы у нас… встречались?

— С бароном.

— Мерзавец! — сквозь зубы выбросила Розалия Семеновна. — Впрочем, что я? Семь-восемь недель по крайней мере. А до него?

— В Минске доктор… приютил нас. И еще в поезде поручик…

— Ну, — махнула рукой Розалия Семеновна, — бог с ними. Значит, и барон… Давно с ним?

— Нет, только последний месяц.

— Барон знает?

Зоя молчала.

— Я сегодня доложу княжне. Вам придется покинуть отряд. Надо ехать в тыл лечиться… серьезно и долго.

— А разве можно вылечиться? — всхлипывая, подняла тусклые глаза Зоя.

— Можно, но нужно лечиться упорно. Где Татьяна? Пошлите ее ко мне.

Татьяны в комнате не было. Не было и ее пальто на узкой, как в провинциальных гостиницах, вешалочке о двух крючках.

Зоя присела у окна, совсем как Татьяна, которая способна была в раздумье часами смотреть в темноту стекол.

Татьяна вернулась взволнованная. Лицо ее горело. Она хлопнула дверью. В коридоре звякнули и угасли шпоры. Кто-то долго стоял у двери, легко постучал пальцем и, не дождавшись ответа, тихо двинулся к выходу.

Татьяна раздевалась в темноте.

Она словно не замечала подруги.

— Розалия Семеновна просила тебя зайти, как только вернешься.

— Что-нибудь случилось? — спросила Татьяна. — Лучше бы утром. Я устала. — Голос дрожал.

— Сегодня зайди, — не оборачиваясь, сказала Зоя.

— Не пойду! — почти крикнула Татьяна.

Зоя обернулась. Татьяна в темноте поправляла платье и косынку.

— Зажечь огонь?

— Пожалуйста, не надо… — Слова захлебнулись в слезах. Зоя встала.