Накануне боя приехал из отпуска Алданов. Офицеры всех трех батарей собрались в палатке Кольцова.

Каждого приезжего теперь опрашивали долго и тщательно. Все чего-то ждали. События шли неудержимо, быстро и шумно, как катится сильно пущенный шар по кегельной дороге. Что-то будет? Что творится там, в России?

Алданов сиял улыбкой отдохнувшего. Он привез коньяк, лимоны, икру. Все это давно исчезло из офицерского обихода. Андрею он показал чемоданчик, набитый газетами, книгами, брошюрами.

— 'а' вам с'азать, — пробовал он шутить. — Все 'лючи в армии. На армию смотрит сейчас вся страна, 'огда приезжаешь в провинцию, все глядят в рот: а что же творится в армии?

— А мы ждем не дождемся вестей из тыла…

— Да вы не морочьте голову, — нетерпеливо перебил Скальский. — Что в столицах? Какое настроение?

— Столиц не видно — утонули в подсолнухах. Господин 'еренс'ий побеждает сердца дам и морочит мужчин. Совет рабочих депутатов — второе правительство. Сам 'еренс'ий утром и вечером бегает туда на по'лон. А больше ничего не видно. Ничего не видно… — Лицо Алданова угасало, как керосиновая лампа, у которой вдруг опустили фитиль.

— Ну, а в провинции? — спросил наконец Кольцов.

— Провинция провинцией и осталась, 'расные флаги на губернаторс'их домах, а остальное… — Алданов махнул рукой. — Не вижу я пути нашего 'орабля, — вдруг прибавил он серьезно. — Нет ру'и направляющей… Становится и голодно, и бедно. Деньги падают. Транспорт ни ' черту. От 'азани на Мос'ву на тридцать часов опоздали, и говорят — нормально… Помещичьи земли не убраны. Зерно птицы 'люют. А иные и не запаханы. По деревням пьянство. Делят землю. Жгут усадьбы.

— Весело… мать, — сказал Скальский. — Какого же черта думали эти министры из кабатчиков? Ведь и их добро тонет.

— Барахтаются в… Родная стихия. Вот, сволочи, до чего довели страну! — схватился вдруг за голову Кольцов.

— Кто, капитан, кто? Кто довел — кадеты? — спросил его в нарастающем гневе Горелов.

— Те, кто народ мутил…

— А не те, кто войну затеял? Кто отказывал народу в самых скромных реформах?

— Студентишки! Черт бы их побрал, — крикнул Архангельский.

— Тише вы, петухи! — резко оборвал расходившихся офицеров Скальский. — Еще нам передраться! — сказал он с горечью и презрительно бросил в сторону Архангельского: — А вы бы лучше в городки играли.

— 'ажется, в город'и играть толь'о и остается, — сказал Алданов.

— Достойная русского офицера сентенция.

— А что же делать, полковник? — спросил Перцович.

— Перестать мальчишничать! Осознать момент! Думать! — как команды выкрикивал теперь Скальский. Он встал, держась, как всегда, прямо, закинув назад плечи. — Гибнет страна, — сказал он тоном ниже, должно быть для того, чтобы вышло внушительней. — Гибнем и мы все. Надо понять почему. Надо за-щи-щаться!

— Народ не'ультурен, — сказал Алданов. — Смысла революции ни'то не понимает, 'аждый хочет хапануть.

— Вы, поручик, кажется, намерены устроить плач на реках вавилонских. Оставим тем, кому это подходит. Некультурный народ не воспитывают революциями, милостивый государь. А офицерство должно найти для себя выход…

Он, не попрощавшись, вышел из палатки. Крепкий, собранный, такой, каким каждый из этих офицеров хотел бы видеть со стороны себя самого…

— Вот это я понимаю! — восторженно крикнул ему вслед Перцович. — Это офицер!

— Да, кто бы ожидал! — кусая ногти, пробурчал Кольцов.

— Солдафон, монархист… Взал'ал по царе, — возмутился Алданов.

— А что еще осталось? — крикнул Перцович.

— Молчите вы, щено'!

— Не смеете ругаться!..

— Господа, давайте успокоимся, — предложил Малаховский. — Какой смысл ссориться?

Встреча не удалась.

Коньяк распили свои и Малаховский, который пристроился к икре и ушел только после того, как коркой хлеба вытер дно жестяной коробки.

Вечером Алданова вызвали в дивизион. Он был окончательно назначен начальником связи.

— Может, и ' лучшему, — говорил он Клементию Горскому. — Надоело все хуже перца.

— Идиотская компания! — уверенно ответил молодой человек.

— А! Всюду та'ие. Для нас специально не отбирали. А ты 'а'?

— По-моему, весело. Здесь группа анархистов образуется. Думаю примкнуть.

— Остальные партии для тебя слиш'ом глупы?

— Да… Все как-то мямлят… А у анархистов все ясно, как стеклышко.

— Дура' и ты, я вижу.

— Спасибо. Один вы, дядя, умный.

— Пошел вон, мальчиш'а!