Гельмрейх вскочил и уставился на стоящую перед ним пару, не веря собственным глазам и ушам.

— Лотарь, мне кажется, вы с ума сошли! — бесцеремонно воскликнул он.

— Вы хотите сказать, что между нами большая разница в возрасте? — спокойно спросил Лотарь. — Я хорошо знаю это, но это касается только моей Эльзы, а она согласилась. Мы ждем теперь вашего согласия, в котором вы, вероятно, нам не откажете.

Профессор убедился, наконец, что это — не шутка, и удивительно быстро вошел в положение, сообразив, что для него такой оборот в высшей степени желателен.

— Вы хотите жениться на Эльзе? — спросил он. — Что же, в сущности, это не так уж нелепо, как может показаться с первого взгляда. Если вы собираетесь обзавестись собственным домом, то, конечно, вам нужна хозяйка. С экономками трудно ладить, я знаю это по опыту, а Эльза кое-что смыслит в хозяйстве. Вы совершенно правы, Лотарь, мне же очень кстати пристроить таким образом девочку. Я согласен.

Очевидно, старик смотрел на дело с практической точки зрения и был уверен, что и у Зоннека не было иных соображений. Эльза, казалось, не чувствовала невероятной бессердечности слов деда, но тем сильнее задели они Лотаря. Он нахмурился.

— Ваша внучка ожидает поздравлений от дедушки, — проговорил он тоном, заставившим Гельмрейха догадаться, что в таком экстраординарном случае от него требуется что-то особенное.

— Пойди сюда, Эльза, — сказал он. — Ты знаешь, я невысокого мнения о людях вообще, но этот человек, твой будущий муж — один из лучших, один из тех немногих, с которыми еще можно жить. Ты должна гордиться тем, что он выбрал тебя, и я надеюсь, что ты сумеешь отблагодарить его и строго исполнишь свой долг.

Если в его речи и был оттенок теплоты, то только в той части, которая касалась Зоннека; для внучки у профессора не нашлось ничего, кроме напоминания о ее будущих обязанностях. Она ни слова не сказала в ответ, подошла к деду и получила от него поцелуй в лоб, первый за все годы. Потом она обернулась к Зоннеку, и он обнял ее, точно хотел защитить от черствого старика, озлобленного жизнью до такой степени, что он не чувствовал любви даже к единственному ребенку своей дочери. Серые глаза Лотаря с бесконечной нежностью заглянули в ее глаза, но Эльза еще не научилась понимать этот язык.

Дом Бертрама стоял среди курорта. Это была красивая, просторная вилла, окруженная прекрасно распланированным садом и составлявшая полную противоположность мрачному Бурггейму. Здесь всюду были свет, воздух и солнце; белый дом с балконами, летом увитыми диким виноградом, имел такой вид, точно хотел сказать, что в нем царит счастье и довольство.

В настоящую минуту это счастье и довольство немножко шумно давали о себе знать. В столовой, двери которой выходили в сад, бесилось потомство доктора: трое здоровых, краснощеких мальчуганов с курчавыми головами и карими глазами. Старший запряг младших братьев и, натягивая длинные вожжи, погонял лошадок кнутом и громкими «но»!. Запряжка бешено носилась вокруг стола и стульев, а при случае и через стулья, и наполняла комнату гамом, смехом и радостными криками.

В самый разгар этого шума и суматохи появились родители; буйная ватага чуть не сшибла их с ног. Если Бертрам стал лишь несколько плотнее, но в общем оставался таким же, каким был десять лет назад, то его жена изменилась гораздо более заметно. Никто не узнал бы в этой маленькой цветущей женщине, буквально пышущей здоровьем, прежней бледной, болезненной Зельмы, едва решавшейся от робости поднять глаза и говорившей только с разрешения строгой золовки. Она была все еще очень миловидной, хотя ее фигура имела некоторую склонность к полноте; хорошенький кружевной чепчик на белокурых волосах и модное, со вкусом сшитое платье шли ей во всяком случае больше, чем прежнее траурное одеяние. От робости тоже не осталось и следа, судя по тому, с какой завидной энергией она приступила к усмирению своих чад.

— Не угодно ли вам будет успокоиться, сорванцы? Подняли такой гвалт, что собственного голоса не слышно!

— Смирно! — скомандовал в свою очередь отец. — Слушай! Руки по швам! Равняйсь!

Команда была выполнена в точности: мальчуганы выстроились в ряд, и старший отдал честь кнутом.

— Молодцы! — похвалил отец. — Умеют стоять смирно!

— Две минуты, — возразила Зельма, — а потом опять пойдет катавасия. Ты даешь им слишком много воли, скоро их невозможно будет унять.

— Ничего, ты уймешь; они чувствуют к тебе гораздо больше почтения, чем ко мне, — сказал доктор. — Бегите в конюшню, мальчишки, скажите Зеппу, чтобы запрягал и подъезжал к саду… Марш!

Поручение было принято с истинным энтузиазмом. Трое мальчуганов бросились в сад и взапуски помчались к конюшне.

Бертрам с женой остались одни.

— Ну, можно отдохнуть от шума, — сказал он. — Я еду к леди Марвуд, так как обещал быть у нее в двенадцать. Интересно посмотреть, что вышло из красивой девушки, которую мы видели в Луксоре. Ты помнишь ее, Зельма?