К студенческим годам всего этого поубавилось. Но тут ярость, задетое самолюбие. А этот Y говорит: "Вы не умствуйте. Вы ответьте, что Ленин в этой работе говорил "в-восьмых"". Я, сдерживая бешенство, отвечаю: "Ленин ничего "в-восьмых" не говорил. Это у вас в хрестоматии так написано". Y в ответ наращивает издевательство. Тогда я говорю: "А Вы проверяйте. Я Вам дословно Ленина процитирую". У меня перед глазами появляются страницы текста. И я читаю одну за другой – этак штук пять подряд, наверное.

Зал аплодирует, Y в шоке. А мой друг Миша Шимелевич всегда хотел быть объективным. И всегда становился на сторону тех, кого я обижал. Он и тут вступился – за лектора. Встает и говорит: "Что ты несешь, Серега? Сегодня в нашем государстве, в условиях военной диктатуры…" Этот Y как схватится за сердце: "Что?! Что?! Товарищ Шимелевич, какой у нас общественно-политический строй?" Миша на голубом глазу отвечает: "Военная диктатура". И начинает объяснять преимущества данного строя. Лектор орет: "У нас развитая социалистическая демократия!" "Да? – говорит Шимелевич, спокойно глядя ему в глаза, непроницаемо и с несомненной абсолютной серьезностью. – А я и не знал".

Y объявляет перерыв. В перерыве он подходит ко мне и говорит: "Прекратите Вы все это. Мы Вашего отца знаем. Вас знаем, у Вас прекрасная подготовка. Вот и шли бы Вы с этой подготовкой в другой институт. Что Вы их тут баламутите? Уже и в партком письма! И КГБ этим занялось! Прошу Вас, прекратите. Ведь поймите, Вы тут один! Ну, эти девушки (называет фамилии, в том числе моей будущей жены)… Они Вас поддерживают, потому что Вы им нравитесь…" Далее Y делает паузу и говорит главное: "А этот товарищ Шими… Шуми.. левич… Это просто очень странный товарищ!"

Ну, вот теперь "дом мысли" готов, и я могу пригласить вас в него для… Собственно, для чего приглашают в "дом мысли"? Для мысли, так ведь? Солидности ради скажем – "для рефлексии".

Часть 3. Рефлексия

Есть проблема. Например, уличная преступность. И есть то, что порождает эту проблему, воздействует на нее, находится с ней в неразрывной связи. Все это в совокупности – способность порождать проблему, воздействовать на нее, прилипать к ней до степени фактической нерасчленимости, – назовем "встроенностью". Проблема никогда не существует сама по себе. Она всегда во что-то встроена. (рис.1)

Зафиксируем это и пойдем дальше. Ну, сказали – "встроена". И что? Сказал А – говори Б. Объясняй, как встроена. Дифференцируй различные типы встроенности. Иначе все это пустое умствование.

Какова же эта самая типология встроенности? А вот какова. (Рис.2.)

Итак, проблема всегда встроена (а) в элиту и (б) в социум. А в крайних случаях ее приходится встраивать еще в то, что заменяет социум. Если социум глубоко деградирует, то мало встроить проблему в социальные (то бишь, общественные) отношения. Надо еще проверить, являются ли эти отношения социальными. Вот я в передаче вместо социума говорю о "зооциуме". А в других передачах – о "клоаке". Так я не рисуюсь, не шучу. Я типологизирую!

С учетом этой типологизации я и хочу посмотреть на ульяновскую проблему. А также на возможность решить эту проблему с помощью изменения законодательства, как предлагает Овчинский. Еще раз оговорюсь – я понимаю, почему он это предлагает. И считаю его предложения абсолютно разумными. Но я хочу соотнести подобные предложения (а) с элитой и спецпроектами, (б) с общественными отношениями и (в) с реальностью, вышедшей за рамки общественных отношений.

Кстати, о казанцах и "Тяп-ляпе" эпохи "Трех мушкетеров". И они тогда были встроены в элиту. Это была часть спецслужбистского замысла, предполагающего глубокую трансформацию советского общества. Молодых криминализованных пацанов пасли, опекали, готовили для будущих дел. В каком-то смысле, "крышевали".

То есть, встроенность проблемы молодежной преступности в интересы элиты для нас всех очевидна. Но если эта проблема обострилась, и если есть аксиома встроенности – то кто сейчас "обостритель", и для чего встраивают? Как и тогда, для переформатирования государства российского? Значит, переформатирование не закончено?

Конечно, речь идет не более чем о гипотезе. Но я на то и "пролетарий умственного труда", чтобы выдвигать гипотезы. Я их выдвигаю и не абсолютизирую. Делаю, так сказать, такую пометку на полях и иду дальше.

Ну, хорошо, есть проблема уличной преступности. И надо ее решать. А как ее решать в условиях подобной встроенности? (Рис.3.)

Говорится: для того, чтобы ее решить, надо принять законы. И изменить правоприменительную практику ульяновских служб охраны порядка. Конечно, это нужно сделать! И прекрасно, что Овчинский говорит об этом. И было бы очень плохо, если бы по любому поводу говорилось только о том, что ситуация – фундаментально скверная, и на этом ставилась бы точка.