Шрифт:
— В поле! — ответила она и в сердцах затворила окошко.
— Миш, — послышалось в полутьме тихое придыхание. Это Павлуня дожидался его за углом родимого дома. Едва мать скрылась, он, светясь улыбкой, косолапо пошел навстречу брату.
— Ну-ну-ну, — забормотал Бабкин, увидев близко его мокрые глаза. — Пойдем в контору, сегодня наша судьба решается.
— Пойдем! — легко отозвался Павлуня. С Бабкиным ему хоть на край света — и то не страшно!
Вот и улица пошла пошире, и дома стали получше — в два, в три, в пять этажей. Из домов выходили люди, спешили к конторе, на наряд. Шли бригадиры, звеньевые, рабочие. По дороге ребята нагнали трех климовских бабушек, одетых одинаково: в телогрейки, сапоги и платки. Это было овощное звено Трофима: Вера Петровна, Надежда Петровна и Любовь Петровна.
— А, Бабкин! — обрадовались бабуси. — Здравствуй, Бабкин! Куда это ты собрался? Уж не пахать ли?
Они улыбались, переглядывались, и Бабкин с Павлуней прибавили шагу, чтобы обогнать веселое звено. Обогнали. Но скоро сзади послышался стук колес — это на телеге, запряженной верной Варварой, ехал Трофим Шевчук, климовский управляющий. Он посадил своих бабушек на телегу, и три Петровны, обскакав Бабкина с Павлуней, скрылись в конце улицы.
Директор проводил утренний наряд не у себя, в кабинете, а внизу, у главного агронома Аверина. Тут просторно, много света, и на подоконниках зеленеют пшеница да горох.
Директор не в галстуке — в простом пиджаке и видавшей пыль да дожди рубахе с просторным воротом. Лицо у него успело загореть.
— Здравствуйте! — сразу пошел он навстречу климовским бабушкам и каждой подал руку.
Очень довольные, розовенькие, они уселись, выложив на стол горбатые ладони, стали внимательно смотреть на директора. Поодаль, выставив деревяшку, настороженно сел Трофим.
— Как у тебя со звеньевым? — сразу спросил Громов.
— Нету, — вздохнул Трофим. — За этим и пришел. Помоги.
Директор посмотрел на Бабкина и неожиданно для всех спросил его в упор:
— Хочешь в Климовку?
— Что я, хуже других! — откликнулся тот.
Трофим неодобрительно крякнул и стал двигаться к двери.
— Погоди, погоди! — сказал директор. — А тебе, Бабкин, я даю звено. Соглашайся, пока не передумал!
— Ба-абкина? — протянули климовские бабушки.
— А чем ребята плохие? — спросил у бабушек Ефим Борисович. — Вы поглядите получше.
Все стали глядеть. Павлуня и Бабкин опустили головы. Наконец одна сказала:
— Уж больно тетка у них...
Остальные согласно закивали. Ефим Борисович потер лысину, пробежался по лицам бабушек живыми черными глазами и проникновенно, как мог только он, заговорил:
— Тетка, тетка, а что нам тетка... Главное — парень он наш, никуда убегать не собирается, училище, между прочим, на «отлично» окончил, так-то. Вот и помогите ему подняться на ноги. Ну, что скажете, женщины? Иль у вас своих ребят не было?
— Были, ох, были, — сказала, дрогнув голосом, Вера Петровна.
Остальные запечалились и по-иному взглянули на Бабкина. Сердце женское отходчиво, да и директор недаром слывет в районе хитрецом, — бабушки и сам Трофим решились принять Бабкина. И пока Ефим Борисович, не скрывая своей радости, потирал руки (заткнул-таки климовскую дыру!), Бабкин с удивлением смотрел на него и думал: «Как же это я согласился-то?!»
— Ничего, — прочитал его горестные думы директор. — В помощь тебе дадим Алексеича — мужик он смирный, хороший. (У Павлуни стали краснеть уши.) А вас, женщины, прошу его не обижать.
Поле им выпало обычное — серенькое, бедное, подмосковное. Бабкин увидел заброшенный, занесенный песком клин и вздохнул. Ниже, к реке, поле еще дышало, пропитанное водой, выше, к бугру, подсыхало, покрывалось коркой. Половодье смяло и растоптало его, река натащила кучи мусора. Постарались и неразборчивые совхозные жители — набросали со своих дворов, как на свалку, железный хлам — от керосинок до кроватей, почти новых, с беленькими шариками на спинках. Люди стали жить богаче, у них на кухне появился газ, а в комнатах — мебельные гарнитуры.
Климовские бабушки, поджав губки, смотрели с обочины, качали головами. Бабкин с Павлуней лазили по колено в грязи. Они вытащили из кустов старый щит с прошлогодними обязательствами, обтерли его, воткнули в землю.
— Так! — одобрительно сказал Трофим и полез с телеги.
Ходить по месиву и с двумя ногами нелегко, но Трофим, рискуя потерять деревяшку, круто ныряя плечом, бродил с ребятами по полю. Выбравшись наконец на сухое, утираясь платком, спросил у Бабкина: