Беатриче окунулась в волны музыки. Двое мужчин придерживали ее шлейф, кто-то уже пытался засунуть руку под него. Многие женщины отдали бы все, чтобы их так же ласкали, щупали, обожали десятки мужчин.

— Кристина, иди ко мне…

— Раздевайся, Кристина…

— Ну-ка, покажи, что ты умеешь…

— Кристина…

Виноградными гроздями десятки рук осыпали тело Беатриче. Заигрывая с публикой, она покрутила верхнюю пуговку на платье. Остальные пуговки, которых было больше, чем на сутане, выпало расстегивать зрителям, каждому по одной. Мужчины с загорелыми до черноты лицами едва удерживали в мозолистых, мосластых пальцах перламутровые застежки.

Платье скользнуло вниз, к черным ботинкам. Выскочив из обертки, Кристина вытянулась под лучом прожектора, который высвечивал грудь третьего размера, казавшуюся вполне натуральной, подправленным носик, губы одна чуть пухлее другой, стройные и как будто от природы безволосые ноги. Двигалась она умело, то показывала зад в профиль, то выставляла его прямо под нос зрителям, как кулак, то выгибалась дугой, заставляя воображение вскипать. Публика заходилась в восторге. Кристина выдавила себе на шею несколько капель ароматного крема «Неутро-Робертс», и множество рук потянулось, чтобы размазать его по груди, по бокам, по заду своей богини. Выбрав в зале импозантного мужчину в голубом льняном костюме, она взгромоздилась к нему на колени и долго ерзала, обвивая его шею. Мужчина в отчаянии смотрел на пиджак, заляпанный кремом, и думал, как он будет объяснять жене, откуда взялись эти пятна с запахом ландыша. Наконец он нервно отпихнул от себя Беатриче, это исчадие ада.

Сопровождаемая довольным ржанием публики, Кристина спустилась в партер. Толпы тараканов поедали семечки, бобы, крошки вафельных стаканчиков с мороженым, падавшие из рук посетителей и, как с горных круч, скатывавшиеся с кроссовок, мокасин и сандалий. В этот вечер лишь один мужчина с непроницаемым, как у жандарма, выражением лица был здесь в черных, начищенных до блеска ботинках с носками в тон галстуку, в пиджаке и тщательно отглаженных брюках.

В голове Кристины гулял западный ветер, тот самый, который дает добро на самые рискованные затеи. Один из зрителей бросился к ее ногам с мольбой в глазах, ухватился за них, как утопающий за соломинку. Кристина вытащила его на сцену. Мужчина не шевелился, как будто его парализовало. Под восторженные крики публики Кристина уложила свою жертву на спину и начала с пылкого массажа, затем задрала его рубашку, аккуратно сняла и положила ее на краю сцены. Живот мужчины напоминал волосатую гору. Кристина долго ласкала его грудь, спустилась ниже, к ремню брюк, затем расстегнула ширинку и выставила на всеобщее обозрение гигантские белые трусы. Образовавшийся на них бугорок выдавал возбуждение. Кристина прикоснулась к ткани губами, терла, ласкала этот бугорок и, наконец, стала мастурбировать его, сопровождаемая истерическими воплями зрителей. В этот момент сдержанный мужчина в начищенных ботинках поднялся со своего места, бросился по проходу, расталкивая балдеющих посетителей, и вскочил на сцену с ловкостью профессионального спасателя. Когда пылкий зритель сунул Беатриче под нос полицейский жетон, ей стало ясно, что произошло нечто непоправимое. Шоу приостановилось, и хотя ситуация на сцене напоминала оригинальный сюжетный ход, перепуганные посетители бросились прочь.

— Представление окончено. Здесь совершаются непристойные действия на публике. Вы арестованы. Пройдемте со мной, — с сильным южным акцентом заговорил инспектор Джованни Арсо.

Для Беатриче это было как отцовская пощечина. Все происходящее тут же покрылось налетом пошлости, атмосфера театральности испарилась. Прекрасное бабушкино платье отдавало запахом спермы. Нагота девушки напоминала гнилое яблоко: неестественно торчала синтетическая грудь, дрожали силиконовые губы, фосфоресцирующие ботинки мигали тускло, как похоронные свечи. Полиция железной рукой вторглась в секретное убежище ее воображения, где таилось очарование мечты. Беатриче внезапно увидела облупленные стены, грязный заплеванный пол, перекошенные лица зрителей. Сотье благоразумно исчез за красной занавеской. Всеми брошенная, ошеломленная, она проследовала в служебном автомобиле инспектора Арсо в полицейское управление.

Стояла жара, на побережье было полно народу. Радостные картинки отражались в стекле полицейской машины. Беатриче корчилась, как белый червь, будто кто-то распахнул дверь и направил на нее ослепляющий луч света. Грузовики с ярко-оранжевыми вертушками мыли улицы, вода на асфальте собиралась в прозрачные лужи, отражавшие голубое звездное небо. Кричащее сочетание этих цветов напомнило Беатриче о петухе Джильберто, который умер, отравившись ядовитым грибом. Внезапно ей больше всего на свете захотелось, чтобы ее старый друг ожил и оказался рядом.

Инспектор Арсо в синем костюме и начищенных ботинках долго стоял с Манлио Каробби на ступеньках виллы, бормотал, заикался и тянул время. Ему нередко приходилось сообщать женам о смерти мужей, родственникам — о серьезных авариях на дороге, родителям — о гибели детей от передозировки. К издержкам своей работы он уже привык, но на этот раз чувствовал себя неуверенно. Роскошная вилла, наставления начальства, которое приказало с предельной тактичностью сообщить новость, аристократическая сдержанность Манлио, — все это отнюдь не помогало ему. Инспектор скроил горестную мину, запылившиеся руки потели, галстук давил шею. Наконец он решился:

— Я должен сообщить вам о весьма прискорбном факте, который касается вашей сестры Беатриче.

— Говорите же! — забеспокоился Каробби.

Снедаемый смущением, Арсо с тяжелым сердцем вкратце изложил суть дела:

— Ваша сестра Беатриче Каробби некоторое время назад начала сниматься в порнографических фильмах под псевдонимом Кристина, а также выступала в стриптиз-барах. Во время последнего шоу она была арестована за непристойные действия на публике.

Каробби остолбенел. Еще непроизнесенные слова застряли у него в глотке. Скользкие понятия «порнография» и «стриптиз» он воспринимал настолько абстрактно, что ему никак не удавалось связать их с сестрой и семьей. В ошеломлении он глянул на инспектора, но тот только покачал головой, безмолвно подтверждая, что сказанное им — не пустые россказни, а правда, отраженная в протоколе.

Манлио безвольно осел на ступеньки. Он мог ожидать чего угодно, но чтобы Беатриче стала порнодивой с кошмарным псевдонимом Кристина и попала в полицейский участок по обвинению в непристойных действиях на публике? Он долго молчал, пытаясь осмыслить услышанное, бродил по коридорам памяти, то и дело оказываясь в тупиках.

Инспектор Арсо видел всякие реакции на принесенное им известие. Одни рыдали, другие истошно кричали, кто-то падал в обморок, кто-то каменел на глазах, но Каробби повел себя в высшей степени странно. С маниакальной аккуратностью он выдавил из очков стекла, бросил их на землю и, наступив на них ногой, раздавил. Буквально растер в пыль. Затем он посмотрел по сторонам близорукими, потерянными, помутневшими глазами и произнес: