— Я тоже скучала по тебе, моя дорогая, но что, кроме этого, заставило тебя позвонить? У тебя все в порядке или возникли проблемы?

Марийка представила тетку в постели, обложенную шелковыми подушками. Ей пришлось отставить поднос с кофе, чтобы взять телефонную трубку. Виктории было уже восемьдесят девять лет, но она не потеряла ясности ума и аристократических манер и привычек.

— Разве я не могла позвонить просто так, без особой причины, чтобы узнать, как вы там поживаете?

— Ты прекрасно знаешь, что я в полном порядке, вот только мой ревматизм дает о себе знать. Мне снова провели курс лечения, но ничего не изменилось. Врачи говорят одно, я делаю противоположное. Может, поэтому я еще жива, в отличие от большинства моих сверстников.

— Могу я приехать к вам сегодня днем?

— Конечно, — обрадовалась тетка, — но я уже неделю не выхожу. Давай встретимся не в этом старом замшелом доме, а где-нибудь в кафе, желательно на улице.

— Отлично. Где и когда мы встретимся?

— Не надо за мной заезжать. Встретимся в Стенхоупе в четыре часа. Элеонор меня проводит туда, прогулка будет полезна для меня, тем более это недалеко от моего дома.

— Тетя Виктория, если вы так говорите о своем доме, почему вы не позволяете мне сделать у вас ремонт, заново покрасить стены, сменить обои и обивку мебели?

— Ты хочешь выбросить деньги, чтобы новый жилец чувствовал себя комфортно, когда я умру? Я снова говорю — нет. Возможно, ты самая удачливая в бизнесе в нашей семье, то ты не умеешь разумно тратить деньги, ты всегда была безалаберной в этом вопросе.

Престарелая тетя считала, что возраст и положение дают ей право поучать всех. Виктория, последняя в клане Стьювейсантов, "стоила" несколько миллионов долларов, хотя никто давно уже не подсчитывал ее активы. Ее когда-то роскошная квартира на пятой улице, из которой открывался вид на музей "Метрополитэн" и Центральный парк, уже лет тридцать не ремонтировалась. Прислуга все вычищала, отполировывала и доводила до блеска, но следы времени невозможно было стереть. Все рано или поздно приходит в ветхое состояние.

Протерлись бесценные восточные ковры в пятнадцати комнатах, выцвели портьеры, рассохлась готическая дубовая мебель, окислились бронзовые скульптуры животных, расставленные по всей квартире, потрескался любимый тетушкин китайский фарфор, из которого гости пили ароматный цветочный чай.

Виктория вышла замуж в девятнадцать лет за Стьювейсанта и почти на полвека воцарилась в бостонском элитном обществе, а после смерти мужа переехала в Нью-Йорк и больше не возвращалась в Бостон, сделав исключение только в дни похорон отца Марийки. Все еще статная и высокая дама, она каждое утро делала себе прическу, приглашая парикмахера. Марийка была ее любимым "детенышем", Виктория говорила: "Наконец-то в нашей семье есть женщина, которая умеет следить за собой независимо от того, как ведут себя мужчины в доме".

Когда Марийка вышла замуж за Дейвида, тетя Виктория оплатила им трехмесячный тур вокруг света. Каждое Рождество она дарила Марийке по одному драгоценному камню, приговаривая: "Храни их до тех пор, пока не наберется достаточно, чтобы сделать великолепное украшение". Из камней Виктории Марийка и заказала у Шламбергера чудесную рыбку, украшенную аметистами, крупным бриллиантом и перидотом.

В три пятьдесят пять Марийка подъехала на такси к Стенхоупу, она не могла себе позволить опоздать на свидание с тетей.

Марийка увидела ее издалека, идущую пешком, несмотря на застарелый артрит, под руку с преданной Элеонор. Марийка пошла им навстречу.

Виктория отпустила Элеонор закупить продукты на Мэдисон-авеню, а сама в сопровождении Марийки прошла в зал кафе.

Как только они уселись, Виктория сказала:

— Я думаю, что ты хочешь обсудить со мной ситуацию с Джонатоном Шером. Закажи мне черный смородиновый чай, два не сильно поджаренных сандвича, пирожное с девонширским кремом и клубничное варенье.

— А для меня чашку китайского жасминового чая и один сандвич, — добавила Марийка официантке.

— Почему ты решила, что я хочу говорить о Джонатоне, тетя? — спросила Марийка, когда им принесли заказ.

— Потому что после похорон твоего отца, как только высохли твои слезы, ты повсюду искала глазами этого незнакомца. Я пыталась выяснить, кто он, но никто его не знал. Я спрашивала себя, почему он здесь, и не нашла ответа. Теперь, возможно, эта тайна будет раскрыта. — Виктория пристально смотрела на Марийку, ожидая ответа.

— Я не думала, что присутствие Джонатона вызовет такой интерес.

— Возможно, я слишком впечатлительна, но мне показалось странным, что в день похорон там был кто-то — среди членов твоей семьи и близких друзей, — с кем твой отец даже ни разу не встречался.

— Я люблю его.

— Это ясно.

— Он еврей.

— Я знаю. Когда мы беседовали с ним на Бикон-стрит, он рассказал, что у него консервативная еврейская семья, у нас завязался интересный разговор о различных традициях похоронного ритуала…