— Никто в его семье не вступал в брак с людьми иной веры и национальности, — прервала ее Марийка.

— Ты готова нарушить их законы и подвергнуться дискриминации?

— В Нью-Йорке ее нет.

— Какая же ты наивная! А разве нет дискриминации при приеме в частные клубы? Если кто-то в твоем присутствии заговорит о преимуществе богоизбранного еврейского народа, ты подставишь для удара другую щеку? Или кто-то позволит себе антисемитские замечания?

— Я считаю такие выступления идиотскими и просто игнорирую их. И если какой-то частный клуб не хочет видеть меня своим членом, я никогда в него не вступлю. Это не будет для меня потерей.

— Не волнуйся, я просто так спросила. А что думают его родители о вашем возможном браке? Как они относятся к тебе?

— Его отец умер, а мать… она…

— Она не приветствует ваши отношения? — помогла ей тетя Виктория.

— Да, она против.

— Что обвиняю ее.

— Совсем не такой реакции я от тебя ожидала…

— С ее точки зрения, ты ему совершенно не подходишь, моя дорогая Марийка, а с твоей, — каждый был бы рад на тебе жениться.

— Тетя, почему ты так говоришь?

— Я хочу, чтобы ты поняла, как воспринимает традиционалистски настроенная мамаша, которая овдовела и не имеет больше детей, брак своего обожаемого сына с женщиной иной веры и национальности. Ты ждала, что она встретит тебя с распростертыми объятиями?!

— Ты же не присутствовала на моей встрече с матерью Джонатона и не знаешь, что там произошло.

— Не была, но могу точно все описать. Я прошу тебя разумно посмотреть на семью, с которой ты хочешь породниться. Тебе придется принимать своего мужа таким, как он есть, и не обвинять его за это, даже за самые незначительные поступки, дискриминирующие тебя. Пойми, для твоей будущей свекрови ты отнюдь не подарок от Бога. И тебе придется очень постараться, чтобы завоевать ее расположение.

— О какой дискриминации ты говоришь? Слава Богу, мы живем в цивилизованной стране, в двадцатом веке…

— Где между тем есть скрытые формы дискриминации. И расовая, и религиозная дискриминация. Это оскорбительно, но она существует. Ты достаточно разумна, чтобы не придавать ей значение. Но настолько ли сильна твоя любовь, чтобы закрывать глаза, когда тебя подвергнут дискриминации?

— Тетя Виктория! — слишком громко воскликнула Марийка и тут же понизила голос, иначе все посетители кафе были бы в курсе ее проблем. — Я люблю Джонатона настолько, что никакие происшествия не смогут разрушить наших отношений и заставить меня расстаться с ним. Я буду очень стараться, чтобы он не сожалел о содеянном, и все, что нужно, сделаю для него. Между нами не будет проблем.

— Мне нравится, как ты говоришь. Но только время покажет, Марийка, так ли ты его любишь. Тебя всю жизнь оберегали от неприятностей. У тебя была приличная семья, ты ходила в привилегированную школу, тебя были рады принять в любом доме. Все у тебя, как говорится, было на месте. Теперь же ты собираешься замуж за человека с иным положением и уверяешь себя, что твоя любовь сможет преодолеть все преграды, если они возникнут.

— Я действительно очень люблю его и хотела бы, тетя, чтобы ты признала его.

— Ты же знаешь, что он мне сразу понравился, когда я увидела его на похоронах. И тебе пора кончать с твоей одинокой жизнью. Я приветствую твое желание вступить в брак. Я радуюсь, что в твоей жизни появился мужчина. Теперь, пока Элеонор не пришла за мной, ты можешь рассказать мне обо всех его достоинствах. Согласна? Расскажи мне все о нем.

Марийка минут двадцать взахлеб рассказывала о Джонатоне, тетя ее внимательно слушала, не перебивая.

— Ты знаешь, — сказала Виктория, когда Марийка кончила говорить, — я уже не могу далеко путешествовать, тем более в Швейцарию. У меня там есть дом, который поддерживают в чистоте и порядке, в холодильнике всегда есть свежий лед, а в баре — что выпить. Когда ты будешь в Цюрихе по делам или окажется Джонатон там, милости прошу воспользоваться этим домом. Вы можете там пожить после свадьбы.

Через полчаса они тепло распрощались, и Марийка долго стояла, глядя в след уходящей тете Виктории. Она ее благословила, а это так много значило для Марийки.

— Больше не могу так — видеть тебя изредка, мельком, в перерывах между поездками. — Джонатон нежно гладил Марийку по волосам.

Она, свернувшись калачиком, лежала на черном кожаном диване, положив голову ему на колени.

— Да, я понимаю…

— Каждый раз нам не хватает времени. Я пересаживаюсь с самолета на самолет, ты — тоже. Мы не можем даже толком поговорить. Я разозлился, когда ты вчера сказала, что мы не сможем увидеться в этот уик-энд, — не было сомнений, он был серьезно расстроен.

— Джонатон, мы ничего не можем изменить. Тебе нужно примириться с тем, что у каждого из нас есть еще и своя жизнь, работа.

— Почему я должен с этим мириться, черт побери?

— Расслабься, пожалуйста. Сейчас мы вместе, и нет ничего важнее. Зачем же портить себе настроение? Весь уик-энд мы будем вдвоем. — Она старалась говорить спокойным счастливым тоном. — Я ценю каждую минуту, проведенную с тобой. Скоро мы сможем побыть вместе подольше, поедем вместе отдыхать этим летом.