— …твоя подруга в порядке? Надеюсь, она не слишком рассердилась.

— Подруга? А, Фрэнсис! Понятия не имею, сердится она или нет. Прямо ночью она уехала назад в Сан-Антонио. Собственно, ты ни в чем не виновата. Она успокоится и все будет забыто.

— Мне не надо было возвращаться в Каса Барко, теперь я это понимаю, но…

Он не мог больше это выносить.

— Селина…

Она нахмурилась.

— Что-то случилось?

— Послушай. В Каса Барко тебя кое-кто дожидается. Родни Экланд приехал за тобой из Лондона.

Она будто окаменела. Потом прошептала: «Родни», — беззвучно, одними губами.

— Он прилетел сегодня ночью. Вернулся из Борнмута, узнал, что ты в одиночку отправилась в Сан-Антонио и сел на первый же рейс. Я сказал ему, что я не твой отец, и он, признаюсь, не был удивлен. И теперь он хочет с тобой поговорить.

Внезапно подул холодный бриз, и Селина поежилась. Джордж обратил внимание на то, что она спрятала свою золотую цепочку под бюстгальтер подаренного им бикини — теперь он знал, что на ней висит вовсе не крестик. Он протянул руку, взялся за цепочку, вытащил ее наружу и тут же во все стороны разлетелись острые стрелы бриллиантовых бликов от обручального кольца, подаренного Селине Родни Экландом.

— Селина! Почему ты мне не сказала?

Глаза ее в этот момент были такой же синевы, как сапфир в центре кольца, которое Джордж держал у нее под подбородком.

— Я не знаю.

— Ты помолвлена с Родни?

Она кивнула.

— Ты выходишь замуж в следующем месяце.

Снова кивок.

— Но почему это надо было держать в секрете?

— Не было никакого секрета. Я рассказала Родни о тебе. Сказала, что, по-моему, Джордж Дайер — мой отец. Я хотела, чтобы он полетел вместе со мной разыскивать тебя. Но он не смог. У него было дело в Борнмуте, и он был уверен, что я не решусь ехать одна. Он сказал, если ты мой отец, то окажешься в неловком положении из-за моего неожиданного появления. А если нет, то я просто прокатаюсь понапрасну. Он не понял, насколько это для меня важно — иметь корни, семью, по-настоящему принадлежать кому-то.

— Ты давно его знаешь?

— С самого детства. Его контора вела дела моей бабушки. Бабушке он очень нравился, и она хотела, чтобы я вышла за него замуж.

— И вот ты выходишь…

— Да. В конце концов я всегда делала так, как хотела она.

В темных глазах Джорджа промелькнуло сочувствие — его жалость была Селине невыносима.

— Мы уезжаем из Куинс-гейт. У нас прекрасная современная квартира в новом районе. Она очень светлая, и вид из окон чудесный. Агнес переезжает с нами. И я уже купила свадебное платье. Белое, очень-очень длинное. С треном.

— Но ты прячешь обручальное кольцо и не хочешь носить его на пальце.

— Просто я думала, что ты мой отец. Я хотела, чтобы в нашу первую встречу ты увидел во мне меня саму, а не то, что я принадлежу кому-то, и не образ жизни, который я веду.

— Ты его любишь?

— Вчера я задала такой же вопрос тебе,но ты не ответил.

— Это другое дело. Мы говорили о моем прошлом, а сейчас речь о твоем будущем.

— Да, я знаю. Вот почему это так важно.

Он молчал. Селина подняла руки и расстегнула золотую цепочку. Кольцо соскользнуло, она подхватила его и надела на палец, а потом снова застегнула цепочку на шее. Ее движения были слаженными и уверенными. Она сказала:

— Не будем заставлять Родни ждать.

— Да, конечно. Ты садись в лодку, а я погребу за тобой в этом рафаэлевом корыте. Только смотри, не сбеги не попрощавшись.

— Я никогда бы так не сделала. Ты же знаешь!

Через некоторое время Родни понял, что дожидаться на террасе слишком жарко. Он мог бы снять пиджак, но на нем были подтяжки, и ему казалось, что есть что-то неприличное в том, чтобы демонстрировать их окружающим, поэтому он встал с тростникового кресла и прошел в дом. Там было прохладно, и Родни стал бродить туда-сюда, оценивая его необычное устройство, поэтому не заметил, когда Селина бесшумно поднялась по ступеням террасы и позвала его по имени.

Оборвав свою экскурсию, Родни на мгновение замер на месте, а потом резко развернулся. Она стояла в дверном проеме — он глядел на нее и не верил собственным глазам. Он не представлял себе, что за столь короткое время человек может так сильно измениться. Селина с ее бесцветной кожей и бесцветными волосами никогда не казалась ему особенно яркой — внешность ее оживляли разве что ярко-синие, как у сиамской кошечки, глаза. Но сейчас она была загорелая, а волосы, все еще мокрые после купания, выгорели на солнце и отливали золотом. Ее бикини, по мнению Родни, находилось в одном шаге от откровенной безвкусицы, и пока она стояла в дверях, глядя на него, огромная белая кошка, которая до того грелась на террасе, умильно обвилась вокруг ее голых ног.

Обоих охватила странная неловкость. Селина сказала:

— Здравствуй, Родни. Какой сюрприз.

Она пыталась придать своему голосу некоторое оживление, но на последнем слове он безнадежно упал.

— Да, — сказал Родни. — Сюрприз удался.

Глядя на него, невозможно было поверить, что он только что прибыл из Лондона: просидел в своем костюме целую ночь в самолете, потом по пыльной каменистой дороге дошел из деревни до Каса Барко. Разве что туфли его были чуть припорошены белым — в остальном он выглядел так же безупречно, как дома. Он подошел поцеловать ее, положив руки на плечи, а потом слегка отстранился и, с неодобрением приподняв брови, воззрился на ее бикини.