Рыбу Танчич ловил удочкой с моста, который соединял оба берега Малой Кульпы. По одну сторону реки лежала часть Австрии, заселённая немцами, по другую — хорватские земли. Расчищенные дорожки близ моста служили местом прогулок для жителей замка, офицеров пограничной охраны и их семей, обитавших в отдельных небольших домиках на немецкой территории. Танчич предпочитал гулять подальше и только для рыбной ловли делал исключение. Однако теперь, когда Михай собирался идти не один, а с молодым столяром, он нашёл другое место, куда в осеннюю пору нелегко было добираться, но которое теперь благодаря слежавшемуся январскому снегу стало более доступным.

Постепенно Янош пристрастился к рыбной ловле, преуспевал в ней и частенько приносил к ужину хороший улов, к которому Танчич обычно присоединял и свою добычу. Несмотря на богатство хозяина дома, харчи давали рабочим очень скудные. Поэтому рыбная добавка была заманчива, и взрослые рабочие поощряли Яноша к ловле, делали за него различные заготовки для резьбы, приводили в порядок инструмент. Таким образом, юноша мог больше времени проводить на реке.

В один из воскресных тёплых дней ловля затянулась. Не потому, что клёв в этот день был особенно хорош. Напротив, рыба ли изловчилась безнаказанно хватать приманку или рыбаки с недостаточным вниманием укрепляли наживку, но только чаще всего вытаскивали крючок без рыбы и без наживки. Впрочем, сегодня оба рыболова придавали этому мало значения — они вели оживлённую беседу, и было похоже, что темы, которых они касались, очень волнуют обоих.

— Всего-то третий месяц, как ты расстался с домом, а уж соскучился. — Танчич взмахнул в воздухе удилищем и, убедившись, что наживка ещё цела, снова закинул лесу в воду. — Что ж, у матери сытней жилось?

— Да нет… Тут сытнее. Только вот вспомню, как мать убивалась, когда расставались… — Янош умолк.

Танчич переложил удочку в левую руку, подвинулся поближе к своему новому другу, обнял его за плечи. Юноша замер, услышав слова, которые, казалось ему, выражали те чувства, что теснили его грудь:

Танчич произносил рифмованные строки тихим, чуть певучим голосом. Он посмотрел на реку и вдруг заметил, как леса Яноша плывёт, увлекаемая удачливой форелью, а сам Янош задумчиво глядит вдаль. Нежная любовь к оставшимся далеко родным людям, преданность родной земле, родному ручейку и зелёным вётлам объединили, сблизили испытанного годами борьбы писателя и юношу, почти мальчика, только начинающего жизнь, гораздо скорее, чем это могли бы сделать долгие встречи и длинные разговоры…

Так возникла их дружба.

До встречи с Танчичем Янош и не подозревал, как много интересного в мире. Из своей недолгой жизни в степи и в деревне мальчик вынес немало практических сведений, но до сих пор он не задумывался, что и как происходит на земле. Беседы с писателем помогли ему сделать много новых открытий. Кроме Пешта и Альфёльда, Янош ничего не видел, а Танчич с котомкой за спиной обошёл всю родную страну да ещё побывал и за границей. Одарённый острой наблюдательностью, он всё примечал и находил объяснение каждому явлению, на которое Янош сам не обратил бы внимания: отчего рыба в Малой Кульпе совсем другая, чем та, которую приносят волны Адриатического моря к берегам той же Хорватии, какие птицы и животные водятся в других странах, какие там нравы и обычаи.

Но интереснее всего Яношу было слушать, когда, увлёкшись, Танчич говорил, что не всегда будет так, как сейчас, что когда-нибудь справедливость восторжествует на земле, а не в царствии небесном, как это обещают священники.

Янош был благодарным слушателем. Неискушённость мальчика, непосредственность его восприятия служили для Танчича надёжной проверкой. Когда юноша волновался и забрасывал писателя вопросами, это было свидетельством, что мысли Танчича доходят до тех, к кому он обращается.

Танчич недаром был долгое время учителем: каждый крестьянский ребёнок был немного и его ребёнком. Так относился он и к маленькому Иожефу Дунаевичу. А к живому, отзывчивому и любознательному Яношу Танчич испытывал настоящую отеческую нежность.

И Янош отвечал ему горячей любовью.

Много разных чувств может ужиться в одном человеке. Отца своего, порой сурового Иштвана, Янош любил и немного боялся. Совсем по-иному любил он мать. Она была необходима и вместе с тем незаметна, как воздух, которым мы дышим. Он это понял, когда оказался с ней в разлуке.