Корнелий Грейвс показал на объявление на стене над письменным столом. Там значились часы работы библиотеки.

— Приходите через час, — сказал он.

Я с трудом нашел в себе силы открыть рот.

— Меня зовут Эрик Данне, сэр, — объявил я, медленно отступая назад. — У вас с понедельника оставались мои документы.

Он опустил руку мне на грудь, и я замер на месте.

— Вы получили мои документы? — спросил я.

Корнелий положил стопку книг на письменный стол.

— Ваши документы, — произнес он сухим слабым голосом. — Эрик Данне.

Грейвс уселся, подпер голову рукой, другой ухватился за зеленый медный набалдашник палки. С тощей шеи на цепочке свисал качающийся почерневший серебряный крестик. В библиотеке стояла тишина, если не считать стука дождя по черепичной крыше. Я увидел, как тяжелые грозовые тучи висят низко над землей, почти касаясь верхушек деревьев. Порыв ветра разбрызгал дождевые капли по стеклу.

— Вас интересуют мои книги? — спросил он и постучал пальцем по закрытому тому, лежавшему наверху стопки на письменном столе. Вспомнилось, что именно в эту книгу я заглядывал во вторник.

— Простите, сэр?

— Вот эта… вы ведь ее читали. Во вторник.

— О, да, эта. Она просто привлекла мое внимание. Простите меня.

— За что?

— Не знаю, — ответил я.

Мистер Грейвс продолжал сидеть на месте и тяжело дышать. Казалось, он может умереть в любой момент. Вместо этого он облизал губы и откашлялся.

— Моя мама очень любила одну французскую поговорку, — заговорил он. — «Si jeunesse savait, si vieillesse pouvait». «Если бы молодость знала, если бы старость могла…» Это любимая максима Клода Анри де Рувруа, графа де Сен-Симона… Мама говорила, что он однажды вечером прошептал ей это высказывание во время ужина. В то время генерал Лафайет был дерзким юнцом и носил кепи революционера. — Он снова откашлялся. — Вы говорите по-французски?

— Немного. В средней школе я год изучал французский.

Грейвс выглядел несколько разочарованным. Потом он склонился вперед.

— Кто вас прислал?

— Я должен здесь работать. Это часть обязательной программы моего обучения в университете. Я оставил вам документы…

— Я выбросил их вон. Со мной не посоветовались.

— Мне очень жаль. Простите.

— Э? Опять извиняетесь? Почему вы все время извиняетесь? Кто прислал вас сюда?

— Доктор Ланг, — заикаясь, ответил я.

— Генри велел вам следить за мной? — Корнелий Грейвс постучал палкой по полу. — Я делаю все так, как хочу.

Рядом прогрохотал раскат грома. Грейвс открыл книгу и притворился, что читает. Он пугал меня, но я не мог уйти. Как сказать доктору Лангу, что меня уже уволили?

— Мне нужна эта работа, — сказал я.

Корнелий Грейвс поднял голову, его ладони лежали на открытой книге.

— Вам это нужно, да? То есть, вы не хотите, просто вам нужно? Я слышу, как дети целый день говорят о том, что им нужно. Все их действия вытекают из этих туманных нужд. Так с чего бы вам от них отличаться?

Он махнул рукой, словно я его совершенно не волновал.

— Расставьте эти книги по полкам и не попадайтесь мне на глаза. — Грейвс показал на стопку на письменном столе и отвернулся.

Я взял книги и нырнул в первый ряд между стеллажами, пытаясь успокоиться. Лицо у меня горело от злости и смущения.

Во второй половине дня я встретился с доктором Лангом в его кабинете. Я сидел с одной стороны его широкого письменного стола, он с другой, и ему было также некомфортно на стуле. На аккуратно сложенной стопке бумаг была расстелена салфетка. На ней стояла чашка кофе и лежал наполовину съеденный круассан.

Доктор Ланг предложил мне поработать у него помощником, и мы договорились на два дня и неделю по моему выбору. Я не знал, что точно от меня требуется, и даже теперь, много лет спустя, став профессором, не могу объяснить, что именно делал для Ланга. Все это подпадаю под категорию «административная работа». Но я не помню, чтобы занимался чем-то, кроме опускания писем в почтовые ящики на территории университета или ксерокопирования каких-то учебных планов, расписаний, конспектов и программ.

— Вы должны вернуться, — заявил доктор Ланг после того, как я рассказал ему о встрече с библиотекарем Грейвсом. — Если казначей университета узнает о нарушении условий зачисления, то вы, вероятно, не сможете остаться в Абердине. Наверное, я мог бы вмешаться, но на самом деле, не вижу в том необходимости.

— Но мистер Грейвс не хочет меня там видеть.

— Тем не менее, вы должны вернуться.

— Может, вы скажете ему что-нибудь…

Испепеляющий взгляд стал мне ответом. Вторая половина круассана исчезла у Ланга во рту.