Шрифт:
У двери чужестранца девушка остановилась.
По лбу Жильбера струился холодный пот; он цеплялся за перила лестницы, чтобы не упасть, но все крался вслед Андреа. Все, что он видел, все, что, как ему казалось, угадывал, представлялось ему чудовищным.
Дверь Бальзамо была приотворена; Андреа толкнула ее, не постучавшись. Свет, вырывавшийся из щели, осветил ее такие благородные, такие невинные черты и заплясал золотыми отблесками в широко раскрытых глазах девушки.
Посреди комнаты Жильберу удалось разглядеть незнакомца: он стоял, пристально глядя перед собой, нахмурив лоб и властно простирая вперед руки.
Потом дверь затворилась.
Жильбер чувствовал упадок сил. Пальцы, цеплявшиеся за перила, разжались, другую руку он поднес к пылающему лбу; подобно колесу, соскочившему с оси, он описал круг и без чувств упал на холодный камень первой ступеньки, по-прежнему устремляя взгляд на проклятую дверь, поглотившую все его минувшие мечты, все нынешнее счастье, все надежды на будущее.
9. ЯСНОВИДЯЩАЯ
Бальзамо встал навстречу девушке, которая вошла к нему в комнату, двигаясь точно по прямой линии и ступая твердо, словно статуя Командора. Такое появление могло удивить кого угодно, но только не Бальзамо.
— Я приказал вам спать, — проговорил он. — Вы спите?
Андреа вздохнула, но ничего не ответила. Тогда Бальзамо подошел к девушке и послал в ее сторону более мощный поток флюидов.
— Я хочу, чтобы вы говорили, — приказал он.
Девушка задрожала.
— Вы слышали, что я вам сказал? — спросил чужестранец.
Андреа кивнула.
— Почему же вы тогда не отвечаете?
Андреа поднесла руку к горлу, словно желая показать, что не может вымолвить ни слова.
— Ладно, садитесь сюда, — приказал Бальзамо.
Он взял Андреа за руку, которую Жильбер недавно поцеловал без ведома девушки, и это прикосновение заставило его вздрогнуть точно так же, как он вздрогнул — чему мы были свидетелями, — когда на него низошли его собственные флюиды. Девушка, направляемая Бальзамо, попятилась и села в кресло.
— Теперь вы видите? — спросил он.
Глаза Андреа расширились, словно ей захотелось вобрать в них весь свет двух горевших в комнате свечей.
— Я не приказывал вам смотреть глазами, — продолжал Бальзамо, — смотрите грудью.
Выхватив из-под камзола стальной прут, он приставил его к вздымающейся груди девушки. Та подскочила, как будто огненная стрела пронизала ее до самого сердца, и глаза ее тут же закрылись.
— Прекрасно. Вы начинаете видеть? — спросил Бальзамо.
Девушка кивнула.
— Теперь вы будете говорить, не так ли?
— Да, — ответила Андреа и поднесла руку ко лбу, словно у нее невыносимо болела голова.
— Что с вами? — спросил Бальзамо.
— Мне больно!
— Почему вам больно?
— Потому что вы заставляете меня видеть и говорить.
Бальзамо провел несколько раз руками перед лбом Андреа; казалось, он рассеивал флюиды, под воздействием которых она готова была взорваться.
— Как теперь? Еще больно? — спросил он.
— Уже меньше, — ответила девушка.
— Хорошо, тогда посмотрите, где вы находитесь.
Глаза Андреа оставались закрытыми, однако лицо ее потемнело и выразило живое удивление.
— В красной комнате, — прошептала она.
— С кем?
— С вами, — вздрогнув, отвечала она.
— Что случилось?
— Мне страшно! И стыдно!
— Отчего же? Разве мы не связаны с вами симпатически?
— Это так.
— Разве вы не знаете, что я позвал вас сюда с самыми чистыми намерениями?
— Знаю.
Лицо девушки посветлело, но потом по нему опять пробежало облачко.
— Вы не сказали мне всего, — продолжал Бальзамо. — Вы простили меня не полностью.
— Я вижу, что если вы не желаете зла мне, то, возможно, желаете его другим.
— Вполне вероятно, — пробормотал Бальзамо и уже повелительно добавил — Пусть вас это не занимает.
Лицо Андреа приняло обычное выражение.
— В доме все спят?
— Не знаю, — ответила девушка.
— Так посмотрите.
— В какую сторону мне посмотреть?
— Погодите-ка. Сначала в сторону вашего отца. Где он?
— У себя в спальне.