Он вынул бумаги и начал их разворачивать, на сидящих за столом пахнуло запахом пыли и еще чем-то, исходящим обычно от старинных икон в окладах. Христиан вежливо протянул к ним руку, прочитав грамоту, отложил ее в сторону и взялся рассматривать записку, написанную русским дореволюционным шрифтом. Писал ее, скорее всего, владелец возвращенного добра, потому что у казаков того времени грамота стояла не на первом месте, а французская женщина Софи де Люссон не знала русского языка. В записке говорилось то же самое, о чем перед этим сказал хозяин дома, только было добавление о том, что князья Скаргины вечно будут благодарны терскому казаку Дарганову и его потомкам за фамильные сокровища, возвращенные их роду. Внизу был поставлен крестик, а под ним красовалась аккуратная подпись французскими буквами. Христиан почувствовал нервный зуд, он впервые рассматривал почерк своей отважной прапрабабушки, променявшей вычурный Париж на казачью станицу на краю Российской империи, и давшей жизнь и его предкам тоже. Между тем Скаргин вытащил из шкатулки еще один листок:

— А это опись драгоценностей, которые Даргановы привезли из Франции. Здесь и ожерелье из крупного жемчуга, принадлежавшее Софье Палеолог, константинопольской гречанке и жене Ивана Третьего, который был князем всея Руси, — он принялся с чувством оглашать подробности. — Между средиземноморскими жемчужинами были нанизаны камни — африканские рубины, сапфиры, аметисты, а посередине украшения место занимал алмаз из короны последнего из Палеологов — царя Константина, дяди Софьи. Много раз его хотели огранить в бриллиант, но никто из Скаргиных так и не решился этого сделать. В ту пору одного этого алмаза хватило на то, чтобы выкупить родовой особняк, утраченный нашими предками после наполеоновского нашествия.

— Дальше сказано про женский перстень, принадлежавший Екатерине Первой, жене Петра Великого, она подарила его придворной фрейлине Скаргиной уже после смерти своего мужа, — не удержалась от подсказок супруга хозяина. — Он был из чистого золота и с крупным изумрудом, обрамленным небольшими бриллиантами.

— Тот перстень перекликался с мужским, врученным другому нашему предку императрицей Анной Иоанновной, — хозяин ткнул пальцем в опись. — Это была большая печатка с темным камнем и вензелями по бокам. Здесь прописано, что оба изделия делались одним мастером, придворным ювелиром французского происхождения Франсуа Фабрегоном.

— Франсуа Фабрегоном? В те времена это был очень известный ювелир, — оторвался от записки Христиан, он вдруг почувствовал сильное волнение, словно с именем этого мастера, произнесенным его собеседником, приоткрылось окно в некую тайну. — Скажите, а в этой описи ничего не говорится о диадеме, сделанной итальянцем Николо Пазолини?

Супруги как-то странно переглянулись и замолчали, за столом возникло некоторое неудобство, заставившее молодого мужчину отложить бумажку в сторону. Он покашлял в кулак и со вниманием посмотрел на супругов:

— Я что-то не так сказал? — негромко спросил он.

Некоторое время муж и жена не отвечали на вопрос, они словно прокручивали в своих головах, что необходимо ответить в данный момент. Напряжение возрастало, заставляя подобраться и гостя, который уже пожалел о том, что спросил о диадеме в самый неподходящий момент. Ему подумалось, что больше в этом доме делать нечего. Напуганные предательством своего родного сына и частыми в связи с этим приходами к ним сотрудников КГБ, они теперь вряд ли расскажут что-либо еще. Оставалось поблагодарить их за то, что впустили в дом и дали возможность прикоснуться к памяти знаменитых прародителей и отправляться на вокзал. Христиан так бы и поступил, если бы не мысли о том, насколько серьезно его дело и как тяжело дается ему поездка сюда. Он начал понимать, что только здесь могла открыться семейная тайна, преследующая их род вот уже полтора столетия, ее необходимо было разрешить и расставить наконец все точки над "i". И он продолжал упорно ждать ответа на свой вопрос.

— Эта диадема принадлежала вашим предкам? — осторожно спросил у него хозяин дома.

— И да, и нет, — встрепенулся молодой человек. — Сокровище выкрали из музея Лувр в Париже, а музей с прошлого века перешел в государственную собственность Франции. Все ценности в нем стали достоянием французского народа. Наши пращуры дали слово, что найдут раритет и вернут его на место.

— Это очень серьезная клятва.

Скаргин поставил локти на стол и уронил голову в руки, его жена по прежнему не меняла позы, в которой замерла с начала разговора про диадему. Снова в комнате зависла гнетущая тишина, нарушаемая лишь редкими звуками, залетающими в окно с пустынной улицы.

— Вы приехали за этой короной?

Теперь хозяйка дома в упор рассматривала гостя, на ее лице отражалось напряженное внимание. Христиан сглотнул слюну, он решил рассказать все как есть:

— Несколько семей Даргановых в разных странах ищут это сокровище уже в течении полутора сотен лет, но следов его обнаружить пока не удавалось. Как и многих других драгоценностей из клада, обнаруженного нашим общим пращуром Даргановым. А началось все с того, что какой-то русский моряк по фамилии Барсуков выставил в Англии на аукционе Сотбис диадему работы Николо Пазолини. Но буквально сразу он снял этот лот с продажи и исчез в неизвестном направлении. — заговорил он о событиях, приведших его в этот дом. — Мы столько времени разыскиваем сокровища, и вдруг явилась такая удача. Естественно мы заинтересовались моряком, беженцем из Советского Союза, и пришли к выводу, что им мог оказаться родственник князей Скаргиных. Ведь он был родом из Новгорода. А наш пращур Дарган Дарганов по дороге из Парижа на родину заезжал к вашему предку, князю Скаргину для того, чтобы вернуть ему драгоценности, выкраденные у него. Мы подумали, что прапрадед по ошибке мог отдать князю и диадему, которая оказалась в одной шкатулке с остальными драгоценностями.

— А вас не смутила фамилия беглого моряка — Барсуков? — спросила хозяйка, по прежнему не сводившая пристального взгляда с собеседника.

— Я уже говорил, что отправился в дорогу в первую очередь для того, чтобы узнать о судьбе раритета, а моряк как бы подсказал направление поисков. Тем более, что он мог оказаться вашим родственником, несмотря на другую фамилию. Кстати, по пути сюда мне стало известно, что ваш сын тоже уехал на Запад.

— Что Барсуков, что Скаргин — одно и то же лицо. Это наш сын, — вдруг признался хозяин дома. — Как только Николай оказался в Голландии, так сразу решил сменить фамилию, чтобы запутать следы кагэбэшникам.