Шрифт:
— Что он хочет, этот Руслан? Я знаю его, он занял место одного из мюридов из тейпа братьев Бадаевых, погибших в бою под аулом Гуниб.
— Все Бадаевы, да будет светлой память о них, погибли от рук Даргановых. Твоих, атаман, рук, и рук твоих младших братьев, — напомнил горец, он надумал показать обычную свою наглость. — Но ты даже не приглашаешь меня пройти за ворота своего дома! Разве так поступают люди, которые живут на Кавказе?
— С людьми мы поступаем по людски, а с бирюками по бирючьи. Братья Бадаевы и их родственники повадками не отличались от лесных зверей, — Панкрат тоже бросил руку на рукоять кинжала. — Говори, с чем пришел, или проваливай отсюда, пока голова на плечах! Кончился наш мирный договор, пришла пора за все держать ответ.
— Не торопись, атаман, воды Терека еще не усохли до обыкновенного ручья, а вершины гор не склонили перед русскими, которым ты служишь, свои снежные папахи.
Чеченец явно рисовался перед своими соплеменниками, стоявшими рядом с ним, тем более, что на их лицах отразилось удовольствие от его удачного выпада. Гонец был одет в черную черкеску с серебряными газырями по бокам, за отворотами которой играла пламенем красная рубаха, на поясе отливал серебром кинжал из дамасской стали, сбоку был приторочен турецкий ятаган. Весь вид его говорил о том, что он принадлежит к уважаемому тейпу, способному отомстить за своего члена, если с ним что-нибудь случится. Но в груди у Панкрата начал возгораться огонь бешенства, с утратой близких ему людей он успел перешагнуть тот порог, который принуждал его задуматься, кто перед ним. Ему давно надоели азиатские повадки горцев с их алчными законами, конца которым не предвиделось. Переносицу разрубила надвое жесткая черточка, правая рука сама переместилась на рукоятку шашки:
— Говори, иначе это будет твой последний день, — процедил сквозь зубы полковник.
Тихо звякнуло железо, лошади под казаками, окружившими гонцов, насторожились как перед сигналом к атаке, они давно превратились в единое целое с хозяевами. И абрек понял, что времена действительно переменились, это произошло за какой-то месяц, после того, как терцы разгромили аул Гуниб — цитадель Шамиля, третьего имама Чечни и Дагестана. Он сглотнул слюну и выложил то, за чем пришел:
— Мюрид Руслан Дакаев предлагает тебе поменять твоего сына с твоей сестрой на воинов аллаха, которых вы захватили в плен во время вашего похода в Дагестан, — скороговоркой начал он. — Мы знаем, что ты еще не отсылал наших джигитов в штаб русских войск в станице Пятигорской, а держишь их у себя под замком.
— Часть абреков находится здесь, — расцепил зубы Панкрат. — Но мы не посадили их на цепь и не бросили в зинданы, как это делаете вы со своими пленниками. Они закрыты в сарае, сытые и напоенные.
— Тогда принимай условия, которые мы тебе поставим, и выпускай наших воинов на волю.
— А какие у вас условия?
— Мы хотим обменять твоих сына с сестрой на всех джигитов, взятых вами в плен, — чеченец с превосходством взглянул на собеседника. — И ты отдашь нам золото с драгоценностями, которые казаки захватили в ауле Гуниб, и добавишь к ним свои сокровища, привезенные твоим отцом с войны с Наполеоном.
Панкрат впился в горца глазами, потемневшими от раздиравших его изнутри чувств, он и правда перестал соображать, что нужно делать в первую очередь. С одной стороны Павлушка с Марьюшкой оказались живы, если их предлагают обменять на бандитов, с другой развязность, с которой это предложение оглашалось, не знало предела.
— Сундуки с драгоценностями, отобранные у имама Шамиля, мы переправили в Кизляр, в казну русских войск, — трепыхнул он тонкими ноздрями. — Это сокровища награбленные, отобранные у русских путников и у жителей левобережных станиц.
— Придется поехать в главную ставку сип-сиповичей и забрать их обратно, — откровенно засмеялся чеченец. — Надеюсь, свои сбережения ты к ним не присоединил, и они по прежнему хранятся в твоем доме?
Панкрат всхрапнул, едва удерживаясь, чтобы не развалить потерявшего совесть горца шашкой напополам:
— Не впервые я слышу от вас про драгоценности, которые есть у нас, — медленно сказал он. — Откуда вам про это известно и кто распускает такие слухи?
— Разговоры про сокровища Даргановых идут давно, всем видно, как живет ваша семья, — откровенно ухмыльнулся чеченец. — Ни одна заморская невеста не выскочит замуж за обыкновенного терского казака. За нее нужно положить большой пешкеш, вот и все слухи.
За спиной у полковника начала собираться вся большая семья, вслед за братьями с Буалком подтянулся дядюка Савелий с сыновьями. За ними из толпы казаков отделились кумовья со свояками и крестниками.
— Кто вам накаркал, что наши родители положили за невест моих братьев большой пешкеш? Я даю слово, что они соединились по любви и без всякого выкупа, — продолжал допытываться атаман. — А если у нас тех сокровищ отродясь не бывало, тогда что вы будете делать?
— Тогда мы разворачиваем коней и уходим из твоей станицы, а ты навсегда распрощаешься со своими сыном и сестрой.
— А за пленных джигитов, запертых в сарае, вы меняться не желаете?
Горец осклабился всеми складками своего худощавого лица:
— Наших воинов отпустят русские, как только вы доставите их в штаб в станице Пятигорской, — сказал он, уверенный в своей правоте. — Они еще взыщут с вас за то, что без их ведома вы организовали поход в Дагестан, чем нарушили мирный договор с Шамилем.
— Это правда, атаман, — подтвердил один из чеченцев, сопровождавших гонца. — Мы уже знаем о разговоре, который произошел в штабе русских войск в Пятигорской.