— Полдня махали мимо своими вонючими сапогами и тарахтели телегами, смазанными дегтем, — сморщил нос Петрашка.

— На то мы и терские казаки, что представляем силу, — не стал с ними спорить старший брат.

Но как только ущелье закончилось, так сразу и солнце опустилось за далекие зубчатые вершины. Скакать ночью по пустынной дороге, подвергая женщин опасности, казаки не решились, потому что разбираться потом кто в кого стрелял было бы поздно. Панкрат завернул кабардинца на обочину и, проехав вглубь степи некоторое расстояние, указал станичникам на место привала. Перекусив и запив еду добрыми порциями чихиря, терцы выставили часовых и легли спать. Под утро все услышали, как по дороге в сторону Пятигорской промчалась большая группа всадников, за ней еще одна и еще. Но никто из путников даже не встрепенулся. Кромешная южная тьма укрыла временный бивуак плотным своим покрывалом, оградив его от посторонних глаз.

Утром на въезде в Пятигорскую Панкрат, а вместе с ним и весь отряд, почувствовали, что в станице происходит что-то необычное. Встречные казачьи патрули еще издали сворачивали на обочину и вздымали руки в знак приветствия, небольшие отряды из терцов стояли почти в каждом проулке. Когда стодеревцы подскакали к площади, на которой находился штаб русских войск, оказалось, что к нему невозможно пробиться. Вся площадь была запружена конными терцами при полном боевом снаряжении, в руках у них были пики с флажками под остриями, а за седлами, как перед дальним походом, приторочены бурки с саквами. Завидев атамана Стодеревского юрта, казаки воздели пики вверх и громко закричали:

— Слава Панкрату Дарганову, казачьему полководцу.

— Любо!!! Любо, атаман!

Клич подхватили сотни глоток, всадники развернулись к вновь прибывшим, они окружили отряд, не давая ему стронуться с места и не переставая выкрикивать здравицы Панкрату. В это время на крыльцо здания штаба вышли несколько высокопоставленных царских офицеров, среди которых был и атаман всего Терского войска в черной папахе с красным курпеем на ней. Он поднял руку, чтобы сказать речь, но его никто не собирался слушать. Все головы были повернуты в сторону Панкрата Дарганова.

— Что случилось, братья казаки? — привстал в стременах полковник. — По какому поводу вы здесь собрались?

— Нам сказали, что москальские штабники решили тебя арестовать, — выскочил вперед один из терцов, по внешнему виду он был из Ищерской станицы. — Эта весть облетела левый берег Терека, мы собрались и пришли в Пятигорскую тебе на выручку.

— А за что меня арестовывать? — удивился Панкрат. — Против царя я народ не поднимал.

— За поход в Дагестан, за то, что разгромил логово Шамиля и его мюридов.

— Третий имам горцев такого наказания заслужил, — подкрутил усы Панкрат. — Жалко, что терцы не успели его заарканить да засунуть в мешок, на потеху нашим бабам.

— Туда ему и дорога, тухлому козлу, со всем его бараньим стадом.

— Слава атаману-казаку!

— Любо, Панкрат! Любо!

Снова вся площадь взорвалась громкими возгласами воинственно настроенных людей, которых вряд ли чем можно было сейчас усмирить. Захарка с Петрашкой перескочили из колясок на запасных лошадей и протиснулись поближе к старшему брату, вслед за ними проделал такой-же фортель Буалок. В гражданской одежде они выглядели среди терцов инородцами, но станичники знали их в лицо, поэтому восприняли появление родственников полковника с еще большим воодушевлением.

— Братья казаки! — наконец сумел докричаться до собравшихся на площади станичников атаман всего Терского войска. — Панкрат Дарганов, атаман Стодеревского юрта, нарушил перемирие, заключенное между русскими войсками и армией горцев имама Шамиля. И теперь кавказцы как один поднялись на борьбу с русскими и с нами. Разве мало нам крови, пролитой за десятилетия беспощадной Кавказской войны? Мы жили с горцами веками, соблюдая законы гор, и стычки между нами были редкими. А сейчас мы стали их заклятыми врагами.

— Мы и раньше жили с ними как кошка с собакой, — не утерпел кто-то из слушателей.

— Без трупов и без воровства с угоном в плен наших казаков и баб ни один год не обходился.

— Господа казаки, ваш войсковой атаман говорит вам правду, — поддержал оратора генерал с отвисшими щеками и с аксельбантами, спускавшимися от золотых погон на его грудь. — Если раньше война с горскими народами велась локально, то теперь она расползлась по всему Большому и Малому Кавказу, и даже перекинулась на Закавказье. А это новые горы трупов и моря крови. Ваши трупы и ваша кровь.

— Нечего было их трогать вообще, это вы, русские, полезли завоевывать новые территории, — послышались со всех сторон возмущенные выкрики. — Сами теперь и расхлебывайте кашу, которую заварили.

— Если взялись воевать этого супостата Шамиля, то доводите дело до конца.

— Его согласие на ваше перемирие, как обещание нашей любушки принимать только одного казака, а остальным давать от ворот поворот.

— Слову имама, этого ущельного шакала, грош цена в базарный день.