Однако не смогли эти укрепления задержать наших бойцов. Артиллерийский дивизион капитана Харьковского продолжал обрабатывать передний край врага с закрытых позиций, а батарея лейтенанта Бычкова вела огонь прямой наводкой. Первым выкатил свое орудие и ударил по огневым точкам врага старший сержант Леонов. За ним последовал командир орудия старший сержант Горшенин.

Саперы рубили топорами ступеньки. Артиллерия перенесла огонь в глубь обороны противника. В дело вступила пехота. На правом берегу Волги появились наши воины. Я видел, как лейтенант Башкатов во главе своей роты блокирует дзоты противника. Красноармеец Федор Бежев прыгает в траншею, бросает гранату, и вражеский пулемет замолкает.

Коротким рывком вырвалась вперед рота разведчиков и ударила по врагу с фланга. Фашисты дрогнули и начали отступать. Полк вышел на правый берег Волги.

На занятом рубеже не задерживались. Сразу же начали продвигаться вперед. Вслед за пехотой шла полковая батарея лейтенанта Бычкова. Пушки и снаряды артиллеристы тянули на санях.

Вскоре завязался бой за поселок совхоза «Власьево». Гитлеровцы обрушили на нас шквал артиллерийского и минометного огня, но удержать совхоз им не удалось. Первыми ворвались в поселок подразделения Зайченко и Соколова. Пятьдесят гитлеровцев сдались в плен. Вид у этих «завоевателей» был мерзкий. Они нанизали на себя все, что им попалось в гардеробах жителей Калинина. На головы, под пилотками, были надеты дамские рейтузы или повязаны платки. Из-под шинелей торчали юбки, шерстяные шали. На сапогах — соломенные чуни.

При отступлении гитлеровцы оставили в совхозе много оружия и военного снаряжения. Немецкие офицеры не успели захватить свои парадные мундиры с орденами и награбленные в Калинине вещи: отрезы мануфактуры, дамские пальто и белье.

Да, армия Гитлера была грабительской армией.

Я был в 3-м батальоне, когда позвонил Чекмарев и сообщил о начавшемся контрнаступлении войск Западного и Юго-Западного фронтов. Все мы, кто был на КП батальона, поспешили в роты, чтобы рассказать об этой новости. Радости не было конца. Воины обнимались, кричали «ура», бросали вверх шапки.

Наступление продолжалось. К вечеру подразделения полка вышли на шоссейную дорогу Москва — Калинин.

С началом наступления совпали перемены и в моей личной судьбе. Поздно вечером 6 декабря Чекмарев вызвал Левченко, Пивоварова и меня на КП полка, разместившегося в совхозе «Власьево» под сводами бывшей церкви. Комиссар выслушал наши сообщения о проделанной работе. А через час меня вызвали в политотдел дивизии. Ночью добрался до ее КП. Новый начальник политотдела Борис Яковлевич Колядинский объявил, что старших политруков Стебунова, Улухпаева и меня отзывают в распоряжение политотдела 31-й армии. Утром я вернулся в полк. Партийное хозяйство полковой организации передал члену бюро Степану Левченко. Простился с друзьями. Сердечно, с самыми добрыми чувствами расстались мы с Сергеем Изосимовичем Чекмаревым. Замечу, кстати, что вновь встретились мы с ним лишь через двадцать два года.

Нелегко было уезжать из дивизии, когда весь ее личный состав охвачен неудержимым наступательным порывом. Но приказ есть приказ.

В политотделе армии задержались ненадолго. После короткой беседы вместе с другими товарищами меня направили в распоряжение политического управления Калининского фронта.

Здесь, в отделе кадров, оказалось несколько десятков человек, вызванных из различных соединений. 9 декабря нас принял начальник политуправления фронта бригадный комиссар Михаил Федорович Дребеднев. От него узнали, что направляемся в Москву, в распоряжение Главного политического управления РККА. Затем нас построили и объявили приказ о присвоении очередных воинских званий. Я стал батальонным комиссаром.

В середине дня на машинах, покрытых брезентом, мы двинулись в путь. Первое время все молчали, занятые своими думами. Я мысленно еще раз прощался с боевыми друзьями. Вспоминалось пережитое: боевое крещение под Плоскошью, тяжелые дни отступления, упорные бои за высоту 251,5, уличные бои в Калинине, оборона на Бежецком шоссе и, наконец, первые дни зимнего наступления.

Еще и еще раз добрым словом вспоминал я Сергея Чекмарева, Михаила Хрюкина, Владимира Стычкова, Сергея Соснина, Николая Букшенко, Максима Башкатова, Владимира Леонова, Спиридона Гришина и многих других боевых товарищей из нашей полковой семьи.

Думал я о долге живых перед людьми, заплатившими своей жизнью за счастье народа. Сможем ли мы когда-либо рассказать о них по-настоящему? Рассказать не потому лишь, что ничто не должно быть забыто и никто не должен быть забыт. Нет, не потому лишь!.. Хорошо когда-то сказал С. Щипачев в стихотворении «Потомкам»:

Обязанность перед прошлым неразрывно слита с ответственностью перед будущим. Думал ли я обо всем этом тогда, в 1941-м? В том тяжком, трагическом году, когда, самоотверженно сражаясь, погибая, советские воины своими подвигами закладывали фундамент будущих великих побед? Наверно, думалось по-другому, другими словами. Но суть в том, что героям того года, так же как героям сорок пятого, поднявшим наш флаг над рейхстагом, нынешнее поколение обязано тем, что мир не превратился в гигантский концлагерь и земля наша стала строительной площадкой созидания.