Дальше я припирала его к стенке и говорила: “Вы знаете, кто находится у меня в офисе? Ваша жена. Но, конечно, вы не хотите ее видеть, я полагаю?” Он говорил: “Вы знаете, я стыжусь говорить с ней”. — “Что ж, а вы бы не хотели ее увидеть? Может быть, она согласится, если я с ней поговорю”.

Я сводила их вместе. Обычно, я входила вместе с ним, и по мере того, как начинал оттаивать лед, и я видела, что они начинают понимать друг друга и разговаривать, я говорила, что мне нужно выйти, ответить на телефонный звонок, или что-нибудь в этом роде, и оставляла их одних».

Когда умерла Анна, в 1949 году, сестра Игнатия написала доктору Бобу письмо, в котором она вспоминала некоторые из тех событий, через которые им всем пришлось пройти вместе.

На Рождество Боб ответил характерным для него кратким, но довольно выразительным и проникновенным посланием: «Моя дорогая Сестра, — говорилось в нем, — это для меня большое счастье, что я был благословен дружбой, настолько верной и искренней, как ваша. Ваша любовь, преданность и доброта проявились так широко и всесторонне, что я даже не знаю как выразить вам свою благодарность в полной мере. В течение всей жизни можно встретить всего один или два таких характера, как ваш. Позвольте мне выразить свою смиренную благодарность за эту редкую привилегию знать вас. И пусть благословение Божие всегда будет с вами. С огромной любовью, доктор Боб Смит».

Примерно в это время доктор Боб в последний раз посетил отделение для алкоголиков, возможно, в день Рождества 1949 года. В этот день сестра Игнатия играла для него на органе и показала ему прекрасные новые колокола, которые уже сами по себе говорили о том, что критицизм десятилетней давности сменился полным сотрудничеством.

В 1952 году сестра Игнатия была переведена из Св. Томаса руководить алкогольным отделением в Госпитале Милосердия Св. Винсента в Кливленде. По ее предложению оно получило название и было торжественно открыто как Розари Холл Соляриум. Инициалы Р. Х. С., высеченные рукописным шрифтом над дверью «просто случайно», оказались такими же, как у доктора Роберта Холбрука Смита.

В течение своей жизни сестра Игнатия приняла участие в лечении многих тысяч алкоголиков. За это время она не только приобрела знания в области алкоголизма, но также профессиональный язык, связанный с этим — который не слишком сильно отличался от языка доктора Боба.

Сенсационная статья в Кливлендской газете сообщала о том, что сестра Игнатия говорила новым пациентам в 1950–е годы: «Некоторые из вас, парни, без сомнения начинали с дорогого виски — возможно, вы им даже и закончили. Но я уверена, что здесь много тех из вас, кто пробовал самогон, денатурат, или “крушение поезда” [24] . Некоторые из вас, возможно, целыми днями сидели в каком-нибудь дурацком баре, наполовину пьяные, без денег или кредита, молясь, чтобы какой-нибудь “приятель” налил выпить за компанию».

Когда сестра Игнатия умерла в апреле 1966 года, ее вспоминали с благодарностью как очаровательную, светлую, маленькую женщину, страстно желавшую только одного — быть смиренной, преданной и анонимной Сестрой Милосердия.

«Она не осознавала свое величие и славу, — говорил священник. — Чем больше она старалась скрыть свою святость, тем очевиднее она становилась для окружающих».

Вероятно, Билл говорил о том же, когда сестра Игнатия просила не упоминать ее имя во второй статье Джека Александер в Вечернем Субботнем приложении Saturday Evening Post. «Чтобы стать анонимной, Сестра, вам придется немного выпить», — сказал Билл.

Любимой цитатой сестры Игнатии был пророческий парадокс, изложенный в послании Апостола к Язычникам: «Но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее, — для того, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом». [25]

XV. Неожиданный рост в Кливленде

Кливлендские члены АА делали все, что могли, чтобы донести послание, но, как рассказывает Дороти С. М.: «Мы действовали методом проб и ошибок, и значительную его долю составляли ошибки. Мы не давали спуску ни одному пьяному. Я помню, как мы повсюду гонялись за одним человеком. Какое-то время он мог оставаться трезвым, а потом напивался и исчезал. Но мы искали его по всему Огайо, вызволяли из тюрьмы и притаскивали обратно.

Мне казалось, что никто в Кливленде не должен быть пьян — равно как и где-либо в мире — раз уж существует АА. Поэтому я объезжала улицы, предлагая разным книжным магазина Большую Книгу. Я отправилась в публичную библиотеку и пыталась получить от них заказы. Никто меня даже не слушал; они смотрели на меня так, будто я была Спасителем Неллом».

В октябре 1939 года Дороти писала Рут Хок в Нью–Йоркский офис: «Док Смит сказал мне вчера вечером, что у Бога, кроме меня, есть еще парочка посланников, и что Он может уложить весь мир спать и выпустить на небо солнце и без меня. Обожаю Дока за такие вот комментарии. И я немного поутихла — по крайней мере, в своем сознании».

По поводу доктора Боба Рут пишет Дороти: «Странно, что хотя мы виделись с ним всего один раз, у меня такое чувство, что он — один из самых лучших друзей, которые у меня когда-либо были». В более поздние годы Рут (к тому времени уже будучи замужем за одним из АА–евцев из южного Огайо) вспоминала, что доктор Боб казался человеком, проявлявшим огромную симпатию и интерес к вам — и что в глазах у него горел озорной огонек, и он любил подразнить молодежь.

«Да, озорной огонек у него был, — соглашается Смитти, сын доктора Боба. — И он с огромной силой притягивал к себе женщин. Он был исключительно любезен и умел им польстить. Они это знали, и им это очень нравилось».