«Я думаю, ум должен быть чем-то большим, чем призрак. В конце концов, у меня же есть самосознание...»

Мужчина раздраженно перебивает вас: «Все это иллюзия; проблема состоит в использовании неподходящего языка. Идите к монистам на другую сторону; они вам расскажут».

Возможно, мужчина прав; в конце концов, монисты могут быть знатоками истины. Несомненно, в огромном блестящем здании на другой стороне имеется гораздо больше кабинетов.

Но здесь вас тоже встречает пикетчик. «Прежде чем вывойдете туда, — просит он, — я только хочу, чтобы вы знали, что они будут пытаться обмануть вас обещаниями материализма; они будут настаивать, что вы должны верить их заявлениям, потому что доказательства, "несомненно", будут получены в ближайшем будущем». Вы обещаете быть осторожным, и он отступает. «Я буду молиться за вас», — говорит он, скрещивая пальцы.

Вестибюль выглядит роскошно, но вы слышите шум, который исходит, главным образом, из аудитории, на дверях которой висит объявление с темой лекции — «Радикальный бихевиоризм». Внутри аудитории какой-то мужчина, расхаживая взад и вперед, выступает перед довольно немногочисленными слушателями. Подходя ближе, вы понимаете, что лектор говорит о работе знаменитого бихевиориста Б. Ф. Скиннера. Ну, конечно! На вывеске перед колледжем указано, что его декан — Скиннер; естественно, что его работа должна быть здесь на особом положении.

«Согласно Скиннеру, проблемы ментализма можно избежать, если обращаться непосредственно к предшествующим физическим причинам, оставляя в стороне промежуточные чувства или состояния ума, — говорит лектор. — Следует рассматривать только те факты, которые можно объективно наблюдать в поведении человека по отношению к предшествующей истории его окружающей среды».

«Скиннер хочет освободиться от ума — нет ума, нет и проблемы ум-тело — точно также, как параллелисты пытаются устранить проблему взаимодействия. На мой взгляд, и он, и они в большей степени уклоняются от проблемы, нежели решают ее», — говорите вы профессору в соседнем кабинете.

«Верно, радикальный бихевиоризм слишком узок. Мы должны изучать ум, но только как эпифеномен тела. Эпифеноменализм, — объясняет профессор, — это идея — и, кстати, единственная идея, имеющая смысл в проблеме ум-тело, — согласно которой ум и сознание являются эпифеноменами тела, продуцируемыми мозгом, подобно тому как печень продуцирует желчь. Скажите мне, как это может быть иначе?»

«Это вы должны сказать мне — вы же философ. Объясните, как из мозга возникает эпифеномен самосознания?»

«Мы это пока не выяснили. Но мы, несомненно, узнаем. Это только вопрос времени», — настаивает он, качая указательным пальцем.

«Обещания материализма, как и предупреждал пикетчик!» — про себя бормочете вы, уходя.

В кабинете напротив лекционной аудитории вас настойчиво обхаживает Профессор Тождественность. Он не хочет, чтобы вы покидали его отдел, не узнав истины. По его мнению, истина заключается в тождественности ума и мозга. Они представляют собой два аспекта одного и того же.

«Но это не объясняет моего опыта ума; если это все, что вы можете сказать, то это меня не интересует», — заявляете вы, направляясь к двери.

Но Профессор Тождественность хочет, чтобы вы поняли его позицию. Он говорит, что вы должны учиться заменять в своем языке ментальные термины нейрофизиологическими терминами, поскольку каждому ментальному состоянию, в конечном счете, соответствует физиологическое состояние, которое действительно реально.

«Кое-кто еще проповедует нечто вроде этого под названием параллелизма». Вы испытываете неподдельное удовольствие оттого, что теперь можете без труда разбираться в философских терминах.

В ответ профессор с профессиональной уверенностью предлагает еще одну интерпретацию теории тождественности: «Даже хотя ментальное и физическое — это одно и то же, мы различаем их, так как они представляют разные способы познания. Вы должны изучить логику категорий, прежде чем полностью это поймете, но...»

Это последнее заявление наконец выводит вас из себя, и вы раздраженно бросаете ему: «Послушайте, я уже несколько часов хожу из одного кабинета в другой с простым вопросом: какова природа нашего ума, наделяющая его свободной волей и сознанием? И все, что я слышу в ответ, — это что у меня не может быть такого ума».

Профессор не смущается. Он бормочет что-то насчет того, что сознание — это неясное и путаное понятие.

Вы все еще сердитесь: «Сознание — неясное, да? Что же, мы с вами — неясные? Тогда почему вы принимаете себя так серьезно?»

Вы быстро уходите, прежде чем озадаченный профессор может вам ответить. По пути вы размышляете — возможно, что мое действие было условным рефлексом, инициируемым в моем мозгу, и одновременно возникающим у меня в уме как то, что казалось свободной волей. Может ли философия действительно доказать, что у человека есть свободная воля, или она тут бессильна? Но философия может подождать — все, что вас сейчас интересует, — это порция пиццы и кружка пива.