Снова стало тихо, только ветер приносил нити тумана, запах кладбища и сладких, как тление цветов.

– Натали… – Шадрин повернулся к низким сросшимся ветлам, откуда доносились женские всхлипы. – Натали… все, дорогая. Все кончено. Пожалуйста, не бойся.

Он медленно подошел к ней. Взял за руку, потом обнял, стараясь унять ее дрожь.

– Ты убил ее… – Наташа прижала к щеке его горячую ладонь. – Убил, как утку? Щадрин, кто она?! Скажи, кто она! И куда мы попали?! Ты посмотри, что происходит кругом! – она отстранилась от него, оглядывая почти сумасшедшими глазами просеку, верхушки деревьев с повисшими в ветвях нитями синего тумана и темные выступы скал Кума-Юр, похожие теперь на раздробленные кости.

– Она мертва, – отозвался Игорь. – Как утка… Не знаю… Просто большая птица.

– Мне страшно. Понимаешь?! Очень страшно! Будто рядом кто-то чужой еще. Здесь или там! – она мотнула голой в сторону дороги, волосы закрыли ее пошедшее красными пятнами лицо.

– Хочешь, ты постой, постой пока здесь. Я гляну, что с двигателем, и… поедем.

– Принеси мне сигареты – я не смогу подойти туда. И коньяк. У тебя же был машине коньяк!

– Две бутылки, – он постарался улыбнуться, наклонился и поцеловал ее. – Подожди – я быстро.

Шадрин направился к «Ниве». Он заставлял себя не смотреть в сторону убитого существа, но взгляд сам тянулся к краю насыпи со скорчившимся серым телом в бурых потеках крови. Игорь подошел совсем близко и видел теперь вывернутую ногу, с торчащим острым краем кости, выше синеватый рисунок венозных сосудов на смятом крыле и чуть волнистые, как у Наташи, светлые волосы, прилипшие к голому черепу. Видел вывернутую кровавой кашицей плоть – раны кучно ударившей дробью или картечью. На шнурке, свисавшим с ее шеи, был кусочек зеленоватого камня с рельефом похожим на тайный знак или картуш. Он подумал, что не знает кто она, зачем и откуда, но он не хотел ее убивать. Она… это крылатое существо, прежде так похожее на женщину… может, демон или заблудший ангел… Да, да, она сама напала, ползла, царапая ногтями землю и бетон, и он был вынужден стрелять, должен был защитить Наташу.

В лотке возле ручника Шадрин нашел еще два патрона, взял сигареты и кожаную сумку с заднего сидения.

– А-а– ааа!

Эрон опустился ниже. Воздух этого нелепого мира был слишком легок и слаб – не хотел держать его могучие крылья. От дикого запаха чужой земли кружилась голова, в ушах стоял звон, будто рядом пел хор вертких пиу. Описав дугу, Эрон оглядывал лес – густой, низкий и такой до боли зеленый, что вспомнились, пришли из сна цветы Смерти и Любви. Будто царапина твердым когтем, через этот лес тянулась ровная долгая линия. Изгибаясь, она вела к мрачным скалам, похожим издали на славную твердыню Орр, а красный дразнящий свет заката делал это сходство пьяным. Где-то там должна его ждать Ила, там, где полосы тумана выползали из призрачно-синего круга Ворот.

Ила, конечно, сердится, злится, что он улетел без нее далеко. Но он то просто увлекся, увлекся на несколько мгновений скольжением в этом пустом небе. Иногда ему чудился ее воинственный клич в погоне за какой-нибудь глупой земной тварью или ее призыв, ее нетерпение скорее видеть его, взвиться вместе к краю облаков и падать потом, взявшись за руки.

Тихо шуршали крылья за спиной. В скользком пустом воздухе полет был стремительным, и пьяно кружилась голова. Может и не так плохо, что они заглянули в этот нелепый мир. Старик Ахрэй говорил, будто здесь бесполезные дикие земли, а испарения и даже ветры бывают ядовиты… Наверное, он прав. Но глупо было бы отказаться испытать полет в чужом небе самому, ведь Ворота открываются редко – раз в долгих двадцать лет. Еще Ахрэй и стражи утверждали, будто здесь живут аэраги, обычные аэраги, только тщедушного вида, без крыльев и с трусливой душой. Эрон надеялся увидеть хотя бы одного из них. Хотя бы одного… Об этом же вчера мечтала Ила. Но им, похоже, не везло – кругом был только безумно зеленый лес, густой и ровный, перечеркнутый длинной полоской, словно следом твердого когтя.

За изгибом полосы Эрон увидел белый предмет, похожий на алтарь или глыбу лежалого снега, и дальше грудь его будто лопнула воплем.

Сложив крылья, он упал рядом с Илой. Кровь стекала по ее нежному телу вязкими ручейками. Она была мертва. Убита и брошена у края луга до боли зеленого, будто цветы Смерти и Любви. Отвердевшими глазами Эрон смотрел на ужасные раны на ее животе и груди, которую он ласкал еще утром. Смотрел на светлые, как травы священного Као волосы, сорванные теперь клочьями, прилипшие к челюсти и осколкам зубов. Какой жестокий зверь мог убить так?! Он вскочил и, вскинув руки к чужому небу, завопил протяжно на весь лес.

Наташа лежала ничком, упираясь в корень сосны, вздрагивая от рыданий.

– Тише, дорогая! Ната… – Шадрин зажал ладонью ее рот и шептал почти беззвучно. – Только не шевелись! Он не заметит нас. Тише…

Она затаилась, прижавшись щекой к земле и трогая, сминая губами опавшую горькую хвою. Когда Игорь отполз к ружью, брошенному с сумкой рядом в ложбине, Наташа приподнялась чуть-чуть. Отсюда до бетонки было метров пятьдесят или того меньше, а кусты – их случайное укрытие – казались совсем редкими. Она отчетливо видела это крылатое существо, стоявшее неподвижно и похожее на мужчину и холодную глыбу камня. Потом он наклонился, осторожно снял шнурок с шеи мертвой подруги, направился зарослям вереска, где затаилась Наташа.

Шадрин прицелился. Стиснув зубы, он не дышал с минуту, ловя в прорезь прицела серую фигуру, медленно приближавшуюся к ним. С такого бы расстояния Игорь конечно бы не промазал. Он бы обязательно бы попал ему в голову. Только что могла сделать дробь, мелкая утиная дробь против огромной твари, так похожей на человека. Всего два патрона. Два! В ту же озверелую самку было всажено шесть, и убила ее лишь картечь.

Игорь вдохнул… осторожно – воздух вздрагивал, маленькой рыбкой, сорвавшейся с крючка. Палец немел и подтягивал спуск. Если бы только попасть этой твари в глаза! Ослепить или убить сразу!