Эрон остановился. Те, кто убили Илу, прятались где-то рядом. Близко, в сплетениях густой бешеной зелени. От запахов чужого мира болела голова, и крылья повисли, опали беспомощно, как отяжелевшие от горя веки.

Наташа видела его дикое лицо с похожими на мокрые камни глазами. Видела, как взгляд его прошелся по верхушкам вереска и упал на нее. Какой-то миг она хотела затаиться, вжаться в твердую землю, но вдруг вскочила и побежала. Рядом воздух разорвал выстрел. За спиной шелестела трава или огромные быстрые крылья. Ветки хлестали по лицу – она не чувствовала боли. Бежала, бежала по тропе между зарослей. Остановилась лишь, когда ржавая игла страха, терзавшая мозг, надломилась будто, и следом пришла мысль об Игоре. Боже! Шадрин… он выстрелил только раз… Тот страшный крылатый человек, наверное, сразу же набросился на него. А она, потеряв рассудок, бежала глупой курицей, уносящей тушку от коршуна.

Наташа вглядывалась в изгибы тропы, терявшейся за порослью вереска, вслушивалась, ожидая приближения торопливых шагов – стучало только ее сердце, шумно толкая кровь.

Темнело. Нити тумана, ползущие с запада, липкие, повисли в ветвях сосны на каменистой возвышенности, синими змейками затаились в траве. Над Кума-Юр появились первые тусклые звезды. Ниже, там, где должна быть дорога к поселку проступало слабое сечение, похожее на отблеск лютого и холодного пламени. Тихий беззвучный ветер почти не шевелил серую в сумерках листву. Наташа не знала, сколько прошло времени – минуты или долгие часы. Или просто здесь было другое время – чужое, время рыб в высохшем вдруг пруду, когда остались лишь мелкие лужицы, и тина твердела, покрываясь бесцветной коркой.

Она пошла назад, к машине, к месту, где, наверное, остался Игорь. Жив он или растерзан тем могучим, как темный ангел существом, что станет теперь с ней – этими мыслями словно был пропитан душный вечерний воздух, они плыли в нитях тумана, вязко, ядовито опутывали разум. Издалека послышался плач, не то стон. Тучи на востоке отслоились от тьмы – всходила луна. Ветер или чья-то рука шевельнули заросли, примыкавшие к тропе впереди, и там, внезапно, как выстрел, появилась мужская фигура.

Оцепенев, Наташа стояла один долгий миг, а потом побежала, упала ему на грудь, вздрагивая, стараясь сдержать рыдания сжатыми плотно губами.

– Все хорошо, – выронив ружье, Шадрин целовал ее волосы.

– Дура я! Тупая трусливая курица! Совсем потеряла голову – бежала, бежала!

– И правильно, Ната.

– А потом… Я думала, он убил тебя… Понимаешь?! Уже потом, остановилась и… обалдела совсем…

– А это уже глупости. Ну? Пойдем тихонько, – не отпуская ее руки, Игорь свернул с тропы, шагая медленно, подолгу вглядываясь в сумрак. – Представь, я промазал. Зацепил этого дьявола в ногу. Он упал, кажется, там, а я бегом за тобой. Правда подзадержался, выжидал, не бросится ли следом он. Ната! Натали! Я искал тебя потом! Вот только мозги у меня набок – не думал, что ты ушла далеко. А звать, кричать боязно, опасно слишком, когда такое вокруг.

Было уже совсем темно. Они устроились между корней дуба с низкими ветвями, собираясь, по замыслу Шадрина, отсидеться здесь час-полтора и двинуться потом вдоль дороги к поселку. Игорь открыл бутылку коньяка, и пили они его с горлышка, заедая горечь черствым хлебом.

– Ты знаешь, старики рассказывали… – Шадрин положил под голову сумку, вытянулся, Наташа удобнее легла на его груди, – только мне это в детстве сказкой понималось. Будто под Кума-Юр особые двери есть. Поверье ходило, что они в далекую страну ведут или саму преисподнюю – это уже кто как говорил. Отворяются они как бы нечасто на несколько дней, и тогда возле горы можно встретить демонов крылатых и еще таких чудищ, что от одного вида их вряд ли жить останешься. Да… вот такая, если хочешь, легенда у нас была с самых, что ни есть давних пор. Старики в легенду эту верили, и редко кто сюда захаживал – чертячьими эти места считались. А потом, как дорогу к карьеру построили, и техника сюда с побеждающим прогрессом шагнула, вроде и подзабыли о старых россказнях. Только, нет-нет да удивлял кто нелепой историей о свечении в лесу странном, то об ужасных тварях.

– Игореш, а я тоже вспомнила… Можно закурю, а? По-жа-луй-ста. Я огонек ладонью закрывать буду, – Наташа села повыше и щелкнула зажигалкой. – Здесь, где-то возле Кума-Юр четверо наших геологов исчезло. Я знаю это потому, что в той группе сын профессора Каладышева был. Так вот, четверо ушли из лагеря утром и не вернулись. Их искали несколько дней… Но одного все же нашли. Вернее он сам в лагерь пришел. Говорят, крышу у него совсем сорвало – такой бред нес несусветный! Про деревья до облаков с огромными бурыми листьями, про ящериц говорящих. И про людей с крылышками… Представляешь? Самое интересное, что в рюкзаке его образцы очень странной породы оказались. Даже от вида минеральных зерен наши специалисты ахнули. А состав некоторых камешков – 63 процента иридия. Такого не может быть здесь. Вообще не может быть на земле. Вот, Игореш… только геолог сумасшедший тот куда-то потом делся. Камешки забрали из нашего института. Якобы в Москву. И вправду чертячьи у вас места, – она затушила окурок и потянулась к Шадрину. – Только тебя я люблю… Хоть и ты тоже чертик.

– И я тебя люблю, Ната, – он поцеловал ее в губы, повалил на себя и зашептал почему-то на ухо: – Вот еще вспомнилось про чертячью любовь. Страшное… Когда-то давно проживала в наших местах девица одна. Красивая, как ты. И женихов у нее много было. И все бы хорошо, только повадилась она по лесу возле горы гулять. Да… Серого черта с крылышками там повстречала. И любили они друг друга душой и телом. К следующему же году родила девица чертенка. Будто сам отец убил ее и ребенка нечистого.

– Игореш, пойдем, а? Подальше отсюда.

– Идем, – Шадрин встал, поднял сумку и ружье.

Скоро они вышли на дорогу, километра на полтора дальше от разбитой «Нивы». Луна показалась за бледным слоем облаков, словно жидкий свет фосфора из могилы. Снова дул этот ровный мертвый ветер, похожий на движение тени какой-то неземной твари. Нити тумана тянулись вдоль обочины, повисали на деревьях, кустах, и пахло гадкими цветами, тлением, кладбищем.

– Страшно здесь, – Наташа шла чуть позади, замедляя шаг и озираясь. – Может, лесом пойдем?