Алька и в самом деле не представлял, да и не хотел представлять. Он насмотрелся на то, что творилось в родном Таганроге (правильнее сказать: на руинах родного Таганрога) в первый год после Толчка, на всю жизнь впечатлений хватит.

– У меня приказ, – сказал Алька. – Оставаться здесь, охранять эти… как их…

– Преобразователи?

– Вот-вот. И вертолеты.

– Анфан пердю… – вовсе уж непонятно выругался незнакомец.

Алька ждал, что сейчас он представится, назовет имя и звание, отменит приказ… Но тот не спешил представляться. Или не имел права, кто их знает, «выдр» этих засекреченных, они ж наверняка на все операции без единого документа отправляются, если провал – неопознанные трупы, к ОКР и России отношения не имеющие.

Он пошарил взглядом вокруг, пытаясь отыскать свой сброшенный броник – футляр мог (Алька очень надеялся, что мог) уберечь «балалайку» от излучения. Ничего не обнаружил… Завалило обломками? В любом случае с начальством не связаться, все придется решать самому.

– И чем охранять будешь? Камешками кидаться? – спросил «выдра». Серьезно так спросил, задумчиво, словно и вправду размышлял, скольких пьяных лагерников закидает камнями Алька, пока его самого не изрешетят или не пырнут финкой.

– Значит так, солдат… Если хочешь, оставайся. Приказ – дело святое. Но преобразователи бросать тут нельзя. Я мобилизовал команду из здешних, кто под руку подвернулся. Помогут оттащить подальше в парму. Присоединяйся и ты, лишние руки не помешают. Заодно и охранять их будешь, как приказано.

«Он не строевой офицер, – подумал Алька. – Говорит не по уставу, «солдатом» называет – а начальство армейское всегда или «бойцом» кличет, или по фамилии… Нелегал, наверное. Шпион, давно сюда заброшенный. Звездочки-то на погонах небось имеет, и немаленькие, раз уж «выдры» ему подчиняются, – хоть и хранятся те погоны далеко отсюда. А вот строевых замашек не наработал…

Что делать, непонятно. Раз уж решил остаться в ОКР, приказы надо выполнять. Сказано охранять здесь, так и охраняй здесь, а не в парме, как на местный манер выразился незнакомец. Как и чем – твои проблемы, за нарушение в бою приказа, известно что полагается… Но помешать «выдрам» забрать преобразователи никакой возможности нет. Остаться одному и дожидаться сепов, сторожить вертолеты, превратившиеся в металлолом со спекшейся начинкой?..»

Тем временем боец в «саранче» вернулся из лесотундры, и не один. Привел еще троих «выдр», похожих на своего сослуживца, как братья-близнецы – уже и не понять, кто из них ходил за подмогой. А еще – десяток местных, народ самый разный: кто-то в гражданском, четверо в черных бушлатах здешних лагерников, один парень в униформе мятежников, но погоны и нашивки с мясом содраны – дезертир, не иначе.

Местные шли явно не своей волей – «выдры» окружили их с трех сторон, подгоняли, подталкивали стволами автоматов.

И тут у Альки отпали все сомнения. Он разглядел лицо одного из пленников. Или, вернее сказать, пленницы… Причем дважды пленницы – один из черных лагерных бушлатов скрывал знакомую стройную фигуру, но Алька смотрел во все глаза не на бушлат, а на лицо, которое не раз ему снилось и которое не чаял увидеть наяву.

Как он сдержался, не бросился с радостным воплем к Настене, – непонятно. Но как-то сдержался… Твердо заявил командиру «выдр»:

– Я с вами. Оружие дадите?

– Оружия лишнего нет. В бою добудешь.

Легко сказать… А в бой с чем вступать? С пригоршней камешков?

– Может, сбегаю, поищу? – Алька кивнул на трупы сепаратистов, валявшиеся в отдалении. У мертвых танкистов вроде ничего не видно, но у остальных может отыскаться кое-что посущественнее древних берданок.

– Нет времени, солдат. Главное оружие сейчас – ноги. Быстро уберемся отсюда – считай, победили.

Алька хотел возразить, посмотрел на Настену – и промолчал. Ну как «выдре» надоест спорить и он передумает брать Альку с собой?

…Преобразователи оказались достаточно тяжелыми, вместе с контейнерами весили треть центнера каждый, не меньше. На небольшое расстояние и один человек снесет, не надорвется, но по пересеченной местности, с ногами, утопающими по щиколотку во мху… В общем, чтобы сохранить скорость хода, тащили каждый втроем – двое спереди, за ручки, третий сзади, подхватив под донце цилиндра. Трудились грузчиками все, даже «выдры», лишь их командир к грузу не притрагивался. Руководил он, впрочем, грамотно: лишь кто-то начинал уставать, спотыкаться, тут же заменял его свежим человеком. Но при всех заменах двое «выдр» оставались свободными, держали «скорпионы» в руках, внимательно поглядывали вокруг.

Алька, угадав ритм замен, пошел на маленькую хитрость: изобразил усталость раньше, чем действительно выбился из сил, – и при следующей смене оказался в паре с Настеной. Ухватился за ручку контейнера здоровой правой рукой, левая ныла все чувствительнее, и на бинте проступило небольшое алое пятнышко. Алька на рану внимания не обращал, он наконец-то встретился взглядом с Настеной. И похолодел. Глаза у девушки оказались пустые, равнодушные. И лицо такое же. Мертвое лицо… Ни следочка радости оттого, что видит Альку, ни малейшего намека на то, что вообще его узнала…