По данным Кирилиной, после этого Борисов якобы вбежал в секретный отдел (т. е. в комнату напротив кабинета Чудова, где Николаев предположительно видел человека в форме НКВД) для того, чтобы позвонить коменданту Смольного Михайльченко [393] . Кирилина не приводит по этому факту источников сведений; также ни Борисов, ни Михайльченко ничего не говорят об этом в своих показаниях. Но если Николаев действительно видел, как Борисов выходил из секретного отдела, то это могло быть только после того, как он пришел в сознание, а не между первым и вторым выстрелом. И если заявление Дурейко соответствует истине, то Николаев не мог его видеть. Как показал Дурейко, он появился на месте преступления только после обоих выстрелов и увидел лежащего на полу Николаева [394] .

Имеется также и сделанное в то же время свидетельство М. Д. Лионикина, инструктора Ленинградского горкома партии. В своих показаниях от 1 декабря он заявил следующее:

Я в момент выстрелов находился в прихожей Секретного Отдела Обкома. Раздался первый выстрел, я бросил бумаги, приоткрыл дверь, ведущую в коридор, увидел человека с наганом в руке, который кричал размахивая револьвером над головой. Я призакрыл дверь. Он произвел второй выстрел и упал. После этого я и работники Секретного Отдела вышли из прихожей в коридор [395] .

Человеком, которого Николаев увидел выходящим из двери на другой стороне коридора перед тем, как произвести второй выстрел, возможно, был Лионикин. Неясно, однако, был ли он в форме НКВД. Так как он вышел из помещения секретного отдела, вероятно, что он действительно носил форму НКВД: комендатура Смольного являлась подразделением Ленинградского управления НКВД [396] . Даже если Лионикин и не носил форму НКВД, то Николаев в приступе истерики мог все перепутать. Так или иначе, но Лионикин никак не мог напасть на Николаева. Лионикин тоже ничего не говорит об этом в своих показаниях.

Насколько нам известно, свидетелями событий между первым и вторым выстрелами были только два человека — Платоч и Лионикин. Никто из них не говорил о нападении на Николаева, и если такой человек действительно существовал, то они бы его увидели. Одно возможное объяснение этим противоречиям — этого человека просто не было. После первого выстрела Николаев впал в истерику, что подтверждается показаниями Лионикина. Это также соответствует тому, что мы знаем о состоянии Николаева позднее в этот день и вечер (далее мы вернемся к этому вопросу). Приступ истерии может привести к потере сознания и без каких-либо внешних воздействий. Вполне можно представить, что Николаев размахивал револьвером у своей головы и мог ударить себя при выстреле или в результате отдачи.

Другое возможное объяснение: удар, о котором упоминает Николаев, был нанесен ему Платочем. В отчете, представленном членами Верховного Суда СССР Петуховым и Хомчиком по делу так называемого «Ленинградского центра», говорится, что при допросе Платоч заявил, что он нанес Николаеву удар по голове и «сбил его с ног» [397] . То есть Платоч ударил Николаева. В то же время из его показаний следует, что это произошло уже после того, как Николаев сполз на пол. Платоч не употреблял выражения «сбил с ног»: оно появилось в показаниях другого свидетеля. Один работник Ленсовета, Г. А. Ялозо, который находился в Смольном в день убийства по делам, говорил, что Лионикин пересказывал эту историю ему и другим людям. Как Лионикин в своих показаниях, так и Ялозо заявляли, что Николаев размахивал револьвером и пронзительно кричал. Однако далее произошло то, что не было отражено в протоколе допроса. «Стрелявший произвел еще один выстрел вверх (в потолок), после был сбит с ног монтером» [398] . Таким образом, Лионикин якобы видел, как Платоч сбил с ног Николаева сразу после второго выстрела.

Это только одна из возможных интерпретаций данного свидетельства. Но существует, и возможность того, что Лионикин рассказал Ялозо, что Платоч ударил Николаева (это следует и из показаний самого Платоча), однако позднее его слова превратились во фразу «сбил с ног Николаева».

Почему история о том, что Платоч ударил (или сбил с ног) Николаева, не была включена в показания Лионикина, объяснить невозможно. Может быть, по каким-либо причинам Лионикин не упомянул об этом во время допроса так же, как удар Платоча не был отражен в протоколе следователем Молочниковым. Так или иначе, но протоколы допросов от 1 декабря составлены очень неряшливо. Они слишком краткие, следователи явно не готовы, их вопросы плохо сформулированы. Большая часть ответов, полученных во время допросов, не были, очевидно, отражены в протоколах. По словам Молочникова, он полагал, что у него еще будет возможность более подробно допросить свидетелей, но от него больше не требовали взять показания у некоторых свидетелей. Что же касается допроса Борисова, то он никак не мог предположить, что его первый допрос окажется и последним [399] .

Все вместе эти показания показывают такую последовательность событий: после первого выстрела Николаева Платоч шарахнулся в сторону; Лионикин открыл дверь секретного отдела и увидел Николаева, размахивающего револьвером; Платоч пришел в себя и напал на Николаева, который повернулся, чтобы отразить его нападение, и попытался застрелиться, но не попал, отдачей револьвера его ударило в голову, он упал, после чего Платоч дважды ударил его в лицо. В альтернативном варианте Николаев снова пытался выстрелить и Платоч сбил его с ног.

Мы так подробно восстанавливали события между двумя выстрелами, т. к. есть версия, что Николаеву в Смольном кто-то помогал. Есть и такое мнение, что на самом деле убийцей был не Николаев. Мы вернемся к этому позднее.

Куда делся револьвер Николаева после его выстрелов? Как мы видим, во время допроса в день убийства Платоч сказал, что револьвер был в руке потерявшего сознание Николаева и Платоч забрал его. Однако в показаниях, записанных позже в этот же и следующий день, Платоч утверждает, что револьвер лежал на полу, он взял его и отбросил в сторону. Ни одна из версий Платоча не противоречит показаниям Борисова: когда Борисов появился на месте преступления, он увидел Платоча и револьвер, лежащий на полу возле Кирова и Николаева [400] .