— Кто не ест, тот не работает.

— Добро на говно.

— А ты, Лёля, своими худенькими ручёнками скоро гитарку настраивать не сможешь, — сказал Минька ласково. — Учись у дядки. Кушать надо, а то писька не вырастет. Тебе мамка в детстве не говорила? Учись, пока я жив. Ты кушай, кушай лучше, а то на блядки не возьму.

— Да больно ты нужен. Ебака грозный.

Это у них старая песня. А из песни слов не выбросишь.

На Калининском, в гастрономе, «Кокурчик» [31] ухватили, да по паре килограммов апельсинов, да по коробке зефира в шоколаде, да колбаски останкинской. Всего полтора часа втроем: один в одной очереди, другой в другой, третий в кассу — ну чем не жизнь в Краснопрестольске!?

Минька, пока в очереди стоял, успел в «Книжном мире» Сенеку купить. «Письма к Луцилию». Зачем? На кой те леший? Все брали и он взял. Инстинкт умносранский. Можно подумать, читать будет. Девкам будет показывать, мозгу крутить: «На ночь я обычно читаю Сенеку. Вы не находите, что философия стоиков весьма актуальна в наше непростое время?»

Дальше прошли. В «Мелодии» демократов выкидон. В лом хватают. Взятие Берлина, осада Нарвы и битва на реке Калке. Настал тот день, когда не Блюхера с базара понесут.

Среди демократов самые демократичные, конечно, венгры. Оно и в ценах сказывается у форцы. Демократы — минимум пятнашка. Самых захудалых чехов с поляками дешевле не отдадут, а венгры, скажем, «Илеш» и «Локомотив», на любителя могут и до сороковника доползти. Про «Омегу» я вообще не говорю! Её давешний лонгплей «Лив концерт» живее всех живых [32] . Как хоругвь можно на первомайскую демонстрацию выносить.

Опять очередь. И дают, как в блокаду, по одной в руки.

Я цопнул югославский «Смак», Лёлику венгерский «Генерал» [33] достался, а Миньке польский «Брейкаут» [34] . Это вам не гондоны. Тут наша взяла.

Утешение, конечно. А ведь, говорят, и Леннон отечественный есть, и Маккартни, и «Картинки с выставки» Эммерсона, Лейка и Палмера под бдительным оком Модеста Петровича. Да где они? Кто их крутит? У Миньки телка была на орсовской базе — пожалуйста, — «Назарет» принесла, какая-то печатка юговская. «Назарет», понятно? Повторяю по буквам — Н А З А Р Е Т. Не что нибудь. Не демократы.

Всё идет, всё. Только до нас не доходит. Демократы и «Битлз» печатали, и «Флойд», и всё что нельзя — у крутых мэнов этого добра горы Мафусаиловы лежат.

Ступни дымятся уже, того и гляди запылают, как алые стяги. Высший бы кайф: сесть и ноги вытянуть. А лучше бы в тазик с холодной водой и сидеть, отмокать… И щец с мослом полкастрюльки, добавил бы Минька — я его знаю.

Нет, неугомонные — всё за один раз обскакать хочется. Поехали в «Мелодию», что на «Маяковской».

На «Маяковской» нулём, сплошные ротар ы, у форцы цены дикие, да и не за этим мы, мы больше в познавательном плане и насчет расширения провинциального кругозора.

Пошли к метро. И набрели на кинотиятер. Силушек больше нету мотаться и вот уж действительно: «О, счастливчик!» О, лаки мэн. Я и третий раз с удовольствием посмотрю. «Энималз» же, ексель-моксель, а по идее, куда как и лучшее [35] . Правда, говорят, сильно порезанный фильм, и музыки там километра на два поболе и сексушки в оригинале всякие. Но это нам вряд ли увидеть, и так спасибо до земли.

Две серии, как раз времечко убить. И что симпатично, с толком. И уж, в любом случае, несравненно лучше, чем шататься по Москве или дышать миазмами на вокзале.

Кому как, а мне после таких фильмов фантазии всякие в голову лезут. Например, не слабо бы, как Алан Прайс на своем автобусе вот так вот разъезжать с концертиками, да хоть и по деревням по нашим. Бэнд он зе ран [36] .

Ну кто бы отказался? Вот те жизнь: живи и грейся.

Из зала вышли — на выходе москвичи пленками шинкуют с фонограммой из фильма. «Песни Алана Прайса» на коробочке написано. Учись, деревня, — Москва!

В «Икарусе», с устатку, столицу недобром помянув, один бутылёк отворили: клубникой по салону потянуло, народ носами завращал, принюхиваясь. Коробку с зефиром распатронили, не жалючи, а с бабаевским зефиром в шоколаде, хоть и из горл а, почти как в лондонах с парижами.

Шоб я так жил! «Лето, ах, лето» по «Маяку», водила на всю костромскую царицу публики вывернул. Кресло вниз до отказа, занавеску на лицо.

По дороге в Загорск понимаешь невольно, что осень…

Слово купеческое — не разлей вода. Даже высокооктановая. Должок, как и яичко, дорог к ста грамм.

Наменяли на красненькие мятый хабар — красненькими платеж красен, — какими взял, такими и отдай, а срок вот он, на носу, как у беременной бабы живот — красный день календаря.