Мою «защиту Даля» кто-то считает слишком страстной. На это я хочу сказать вот что. Я с Владимиром Ивановичем, как говорят в России, детей не крестил, он мне не брат, не сват, не двоюродный дедушка. Судя по его сочинениям, к евреям он был равнодушен, а в чем-то и предубежден против них. Никакой личной выгоды отмывать его от приписанного ему мракобесия у меня нет. Мой интерес один — поиски истины. В этих поисках я действительно страстен, но вполне беспристрастен. В отличие от моего оппонента, который пишет бесстрастно, зато очень пристрастно.

Г-н Панченко настойчиво повторяет, что «Розыскание» — не антисемитский пасквиль, а «сектоведческий дискурс». Но вот незадача: никто не перепечатывал в 1913 году сектоведческое «Исследование о скопческой ереси», никто не переиздавал его и следующие сто лет, если не считать размещения на портале в составе Полного собрания сочинений Даля. Перепечатывают и распространяют «Розыскание о убиении евреями христианских младенцев и употреблении крови их». Из самого названия видно, какое это сектоведение. А если заглянуть под обложку, то можно прочитать, например, такое: «Талмуд, составленный из разных преданий и дополненный в первые века христианства, дышит такою злобою против всех иноверцев, и в особенности против христиан, что нет злодейства, которого бы он относительно их не допускал». Это тоже сектоведение? Из стенограммы процесса Бейлиса можно узнать, что прокурор Виппер, произносивший погромные речи о еврейских злодействах, время от времени оговаривался, что имеет в виду не весь еврейский народ, а только тайную секту, остальным евреям можно не беспокоиться. Общественность знала цену прокурорской политкорректности, евреи ждали погромов. А сто лет спустя, когда дело Бейлиса основательно забыто, российские «маргиналы», в их числе писатели вроде Станислава Куняева, куда более читаемые, чем г-н Панченко, публикуют пространные рассуждения о том, что Бейлиса-то оправдали, но то, что убийство Андрюши Ющинского было совершено евреями, суд якобы подтвердил.

В «Розыскании» пару раз упоминается «секта хасидов». Но только упоминается. В чем особенность учения этой «секты»? Кто и когда ее основал? В какой местности она распространена, какова численность ее приверженцев? Ничего этого автор «Розыскания» не знал и не пытался выяснить. Что же касается В.И. Даля, то он, похоже, и слова хасид не знал: в «Словаре» его нет ни в одном из вариантов возможного написания.

В Германии и некоторых других странах Западной Европы считается преступлением не только отрицание Холокоста, но и его тривиализация. Полагаю, что тривиализация кровавого навета заслуживает столь же решительного осуждения, если не уголовного, то морального.

Докторская степень и официальные посты А.А. Панченко (не следует путать с покойным академиком А.М.Панченко, его отцом) оказывают магическое действие на некоторых участников дискуссии. Как и аналогичные регалии сына главного раввина Италии, итало-израильского профессора Ариэля Тоаффа, автора лженаучного трактата «Кровавая пасха». Сей труд был жестко осужден еврейскими и христианскими лидерами, но с экстазом воспет в российско-еврейском журнале «Лехаим». Об этом трудно объяснимом порыве самоненависти я писал более двух лет назад. [78]

Весьма знаменательно, что некоторые участники дискуссии, поддержавшие моего оппонента, поставили рядом с ним Ариэля Тоаффа. Не знаю, насколько г-ну Панченко уютно в такой компании. Юрий Табак, с пиететом относящийся к профессорскому званию А. Тоаффа, селективно забывает о том, что его скандальная книга была опровергнута Ватиканом, решительно осуждена раввинатом Италии во главе с его собственным отцом, вызвала скандал в Кнессете. Молчит Юрий Табак и о ряде заявлений Ариэля Тоаффа о том, что его неправильно поняли, что он никогда не утверждал, будто евреи убивали христианских младенцев для употребления крови, что это средневековый миф, не имевший ничего общего с реальностью. Может быть, Ю. Табак лучше понимает книгу Тоаффа, чем сам автор?

Интересно наблюдать за метаморфозами, какие происходят с некоторыми людьми. Еще недавно Юрий Табак не робел перед учеными знаниями и начальственными постами. Об этом можно судить по его содержательному сборнику рецензий «Сумерки шовинизма», изд-во Academia, 2008, где под огнем критики оказались и академик Шафаревич, и губернатор Кондратенко, и целая галерея докторов и кандидатов наук. В том же издательстве, при поддержке того же Московского бюро по правам человека, через два года вышла моя книга «Сквозь чад и фимиам». В нее включены и «Запятнанный Даль», и статья о российско-еврейских апологетах Тоаффа, заболевших проказой само-ненависти. [79] Похоже, что эта зараза достала и Юрия Табака. Поначалу он этого стеснялся и защищал от меня наукообразное мракобесие Тоаффа и его апологетов под ником Г.Еремеев, но теперь уже не стесняется, выставляет напоказ свои язвы. Мне остается пожелать ему поскорее излечиться от этой болезни.

Прошу извинить за банальность, но ученые звания и занимаемые посты не всегда соответствуют истинному весу в науке их носителей. То же в литературе, искусстве, в любой сфере жизни. Борис Пастернак считал, что «стыдно, ничего не знача, быть притчей на устах у всех», но любители не быть, а слыть встречаются на каждом шагу.

Более десяти лет я работал редактором серии «Жизнь замечательных людей» в период ее наивысшего расцвета. Книги, которые мы издавали, относились к научно-художественной литературе, от авторов требовалось органичное сочетание научной глубины и художественной выразительности. Издаться в серии было престижно, вокруг редакции роились доктора разных наук, профессора, кандидаты, лауреаты, как и «рядовые» литераторы. Один из первых авторов, с которым мне пришлось иметь дело в 1963 году, был доктор биологических наук А.Н. Студитский. Он принес толстую рукопись об академике И.П.Павлове. Пером он владел, в литературном отношении рукопись была написана очень недурно. Однако повествование было подчинено одной идее — показать главного героя поборником теории управления наследственностью, то есть «мичуринского» (фактически лысенковского) учения. Пришлось в этом разбираться. Выяснилось, что Павлов однажды опубликовал статью о передаче по наследству условного рефлекса. Она была основана на опытах начинающего аспиранта, поставленных методологически неверно. Когда это выяснилось, Павлов, как подобает ученому, опубликовал письмо, в котором дезавуировал свои ошибочные выводы и заявил, что не является сторонником теории наследования приобретенных признаков. В рукописи Студитского все это было сфальсифицировано. У автора были могущественные покровители, академик Лысенко был в полной силе, так что отбояриться от настырного доктора наук было непросто. Мне удалось выставить его за дверь вместе с его рукописью.

Предпочтение мы отдавали другим авторам. Даниил Данин, не имевший научных регалий, написал ряд блестящих книг о физике и физиках, любую из них он мог бы защитить как докторскую диссертацию по истории науки, но ему это было ненужно. Научные степени по истории науки при желании могли получить и Яков Кумок, и Борис Володин, и Владимир Порудоминский (за книгу о Пирогове), и другие наши авторы. В.И. Порудоминский написал целую серию глубоких, талантливых книг о художниках, каждая была событием в искусствоведении. Его книга о Дале могла стать докторской диссертацией по истории, филологии или/и литературоведению.