– Ну, не скажи, - не согласился Глеб.
– Ничего хорошего в дедовщине нет и быть не может по определению. Это все равно, что у нас взять и начать трепать молодёжь - доспех за себя и за старших в порядок приведи, это принеси, то перетащи, на тренировке выложись - и все это без малейших объяснений, просто потому, что дядя сказал "надо", и потому, что за неисполнение по шее схлопотать можно. Как думаешь, многие после такой постановки вопроса захотят остаться? А если к этому добавить еще и невозможность куда-либо уйти, тогда что получится?

– Началось сравнение теплого с мягким, - проворчал Кот.
– Ты, братишка, не путай. Это ж совсем разные вещи. Во-первых, мы все-таки, что бы там Ваня не говорил, банальный клуб по интересам, участие в котором - дело сугубо добровольное. Ну, или было таковым до сих пор... Теперь-то не буду даже загадывать, как оно дальше получится. Во-вторых, что, собственно говоря, из первого и проистекает, к нам приходят люди, уже примерно представляющие, чего они хотят и что их ждет. Хотя разочарований, конечно, все равно хватает. А, в-третьих, с чего ты взял, что у нас нет дедовщины? Нет, такой, чтобы просто поиздеваться над кем-то и в морду дать, такого, конечно, нету, ну, так она и в армии изначально не для того предназначалась. Сам посуди - когда на одного сержанта сваливается целая толпа оленей, тупо желающих кто обратно домой к маме, а кто наоборот исключительно в круиз по бабам, каким Юлием Цезарем надо быть, чтобы за ними за всеми уследить и донести до сознания правильную политику партии? Да тут и Цезарь повесился бы. Вот тут то и должно вступать в игру старшее поколение, на пальцах, собственном примере, а, если словами не доходит, то и посредством тумаков разъясняя, что надо делать, а чего не стоит. Вот сие и есть дедовщина в ее классическом варианте, и у нас то же самое. Или ты хочешь сказать, что видел, как Ваня бегает и лично объясняет каждому новобранцу, с какой стороны браться за меч и почему нельзя оставлять кольчугу на ночь на траве?

– Не видел, - признался Глеб.
– Но до тумаков-то у нас, во всяком случае, не доходит.

– Исключительно от того, - торжествующе заявил Шурик, - что к нам пока, тьфу-тьфу, не загоняют огулом всех, кого ни попадя. А если начнут, вот ты, к примеру, сможешь спокойно смотреть, как какой-нибудь умник оставляет меч ржаветь в луже?

– Пожалуй, нет.

– Вот то-то и оно. А если этот гений в придачу русского языка не понимает? Как ты будешь ему объяснять, что он не прав? Так что, как ни крутись, а без волшебного пенделя тут не обойтись. Во блин, ты глянь, уже стихами заговорил! Еще немного, и поэмы писать начну.

– Ага, ты главное нужный поворот не проскочи... Пушкин.

– Слушай, а чего этот город вдруг так вырос?
– наконец дошло до Кота.
– Вроде, когда мы через него на автобусе проезжали, он быстрее заканчивался. Очередная аномалия или какая-нибудь хитрая диагональ?

– Это не аномалия, это ты уже третий круг по частному сектору нарезаешь, - утешил приятеля Глеб.

– Правда что ли? А я думал, это у них такая типовая застройка, что все дома друг на друга похожи. Чего ж ты раньше-то молчал, Сусанин?

– Да просто хотелось дослушать лекцию о пользе дедовщины. Вот здесь сверни направо, и четвертый дом будет наш.

– Кстати, а твоя бабушка вообще знает, что к ней должны гости нагрянуть?

– Пока нет, но скоро узнает, - стараясь, чтобы это звучало как можно оптимистичнее, ответил Глеб.

Нет, в принципе, "гладиаторец" никогда не сомневался в гостеприимстве своих родственников, тем более что важную часть этого гостеприимства - запас продуктов - гости сейчас везли с собой, затарившись в придорожном магазинчике. Хотя, с другой стороны, предупредить бабушку о визите, наверное, все-таки стоило. Правда эта идея уже изрядно запоздала. Кот как раз остановил "УАЗ" напротив указанного ему дома.

Собрав пакеты с продуктами в охапку, Глеб выбрался из автомобиля. Низенький одноэтажный дом, крытый шифером и, словно изгородью, отгороженный от дороги раскидистыми сливовыми и вишневыми деревьями, ничуть не изменился за прошедшее с последнего приезда "гладиаторца" время. Только с погреба заливисто лаяла, оповещая округу о прибытии посторонних, уже не Белка, а какая-то рыжая собака. Лаяла до тех пор, пока к ограде не подошла ведьмачка. Сразу наступила тишина, собака поджала хвост, прижала уши и, пятясь задом, скрылась в конуре. Входная дверь дома открылась, и на крыльцо выглянула старушка в поношенном цветастом фартуке.

– Что там такое, Лапа?
– подслеповато щурясь, спросила она, потом заметила стоящих у ворот людей и всплеснула руками.
– Глеб? Батюшки, да ты ли это?

– Здравствуй, ба, - немного смущенно сказал "гладиаторец", поднимаясь по тропинке к дому.
– Мы вот тут мимо проезжали, решили заскочить, тебя навестить. Как ты тут жива-здорова?

– Да уж помаленьку скрипим, слава богу, - отмахнулась старушка.
– Намеднись вот думала доехать, вас с матерью навестить, да сказали, что автобусы, мол, сейчас не ходят. Чрезвычайное положение объявлено, - с гордостью произнесла она официальную фразу.

– Есть немного, - согласился Глеб.
– И у нас тоже. А вообще у вас тут как? Тихо?

– А кто ж его знает? Вроде как всегда все. А что по-другому быть должно, нам-то и вовсе не сказали. Да что ж это мы все на пороге и на пороге, а друзья твои и вовсе застеснялись? Зови-ка их в дом.

Глеб обернулся. Остальные, действительно, не торопились подходить. Ведьмачка, преодолев половину подъема, изучала окрестности, не обращая ни малейшего внимания на угрожающе ворчащую из конуры Лапу. Шурик вообще мыкался возле машины.