Глядя то налево, то направо, мы двинулись по шедшей под уклон улице; но деревня была пустынна. Где-то далеко, на другой стороне реки, прогромыхал поезд в Нью-Хейвен, и сквозь деревья на какое-то мгновение мы увидели свет его окон.

– Ден, тут знак, – сказала Мадлен.

Я всмотрелся в туман. На одной из старых каменных стен была надпись, сделанная белой краской: «Церковь Святой Катерины и дом священника». Она указывала вверх по дороге, куда-то во мрак. На секунду я обернулся и посмотрел на наш «Ситроен», припаркованный под углом к невысокой изгороди.

– Ну, хорошо. Неплохо было бы узнать, дома ли его преподобие Тейлор, – сказал я.

У меня было ощущение, что в моем рту находятся пушистые гусеницы. Я дотянулся до руки Мадлен, и мы пошли, – так медленно, как только было возможно; но уже через несколько шагов мы увидели среди домов церковь Святой Катерины – древнее строение с пирамидальной крышей, покрытую мхом покойницкую, кладбище с покосившимися надгробиями. Рядом с церковью, с окнами, освещенными теплым светом, располагался дом священника, выполненный в стиле королевы Анны, облицованный блестящим сине-черным кирпичом. Ко внушительной, черной парадной двери, отполированной как гроб, вело белое крыльцо, обвитое потерявшими листья вьющимися растениями.

Перейдя улицу, бесшумно, как только могли, мы приблизились к этому крыльцу. Почему-то казалось кощунственным ходить по этой безмолвной, окутанной туманом деревушке и говорить резкими голосами. Мадлен наклонилась вперед, чтобы прочитать выгравированную на латунной пластинке надпись.

– Вот оно, Ден. Его преподобие П. Вудфолл Тейлор.

Я прижал ее к себе и поцеловал в щеку. От нее пахло французской парфюмерией и мылом.

– У тебя холодный нос, – сказала девушка.

Я отвел увесистый латунный дверной молоток и дважды стукнул. По другую сторону дороги кто-то включил свет в спальне.

Внутри дома священника я услышал, как открывались и закрывались двери; потом послышался звук приближавшихся к двери шагов. В замке повернулся ключ, и затем полоска света пересекла тропинку возле дома; в щели приоткрытой двери появилось пожилое лицо.

– Да?

– Ваше преподобие Тейлор, сэр? – произнес я с неуверенностью в голосе.

– Правильно. Вы хотели меня видеть?

Я кашлянул.

– Простите за беспокойство, сэр. Но я должен с вами кое-что обсудить.

Старик посмотрел на меня с подозрением. На его голове была грива жестких седых волос; красноватое лицо его блестело, – английское духовенство всегда вызывало во мне ассоциацию с ящиком каролинских яблок. На нем был воротничок священнослужителя, домашние шлепанцы и штаны, выглядевшие так, будто он их гладил под матрасом. На его носу была глубокая отметина, там, где он, очевидно, обычно носил очки; видимо поэтому его тусклые, выпуклые глаза смотрели на меня так пристально.

– Вы американец, не так ли? – произнес священник, тщательно выговаривая слова. – Вы не от мормонов? Потому что, боюсь, мне нечего сказать мормонам.

– Я не мормон, сэр.

– Они ужасно надоедливы, вы понимаете. И вся эта смехотворная неразбериха по поводу Морони и Борони.

– Мы пришли по поводу танка, – сказала Мадлен.

Викарий повернул свою мордастую голову и прищурился на нее.

– Танка? Это очень странно.

– Почему же это странно? – спросил я. Неужели, подумал я, у него, как и у Элоиз, было какое-то предчувствие или какая-то психическая связь.

– Ну, – сказал его преподобие, – только в четверг его очистили.

Я, ничего не понимая, уставился на него, а он на меня.

– Септический танк, – объяснил он. – Вы не это имеете в виду?

Если бы я не чувствовал такую депрессию, и все это не было бы так серьезно, то, думаю, я смог бы рассмеяться. Но я смог сказать только:

– Не тот танк, сэр. Танк, над которым вы однажды, во время войны, в Нормандии, читали молитвы.

Рот его медленно открылся, словно какая-то невидимая, сильная рука потянула вниз его челюсть.

– В Нормандии? Танк в Нормандии? – вымолвил он ошеломленно.

Я кивнул.

– Он открыт. Дьявол на свободе.

Он пристально, словно в замедленном кадре, глядел на меня, находясь в совершенном ужасе. Затем открыл дверь настежь и буквально втащил нас обоих в беспорядочно загроможденную маленькую прихожую, и мы оказались среди теснившихся в ней подставки для зонтов, дедовских часов и вешалки со священническими плащами и шляпами. Его преподобие захлопнул за нами дверь и закрыл ее на ключ.

– Вам бы лучше пройти внутрь, – беспокойно произнес он и проводил нас в свою гостиную. – Моей жены сегодня нет: организует вечеринку для женского общества; и это, очевидно, очень кстати.

В гостиной пахло трубочным табаком и дровами. Там был широкий, открытый очаг, перед которым грелся рыжий кот и стояли три потертых кресла. Одна из стен была занята рядами книг, вроде «Путь Христа, том IХ», а на дымоходе висело грязное масляное полотно, изображавшее холмы Сассекса возле Фалкинга.

– Садитесь, пожалуйста, садитесь, – сказал его преподобие Тейлор. – Может быть мне удастся позвать служанку, чтобы она сделала вам кофе. Или есть виски, если вы предпочитаете.