Приборы, приборы, приборы. Много бессмысленных приборов. Пульс, давление, альфа-ритмы. Он и так знает, что всё в норме. Суетятся лаборанты, белые халаты в свете кварцевых ламп мертвенно отсвечивают синим. «Томас Вулф, сенатор». Он словно пробует на вкус это сочетание символов. Отвратительно. Стереть? Нет, не время. Ещё не время.

– Как вы себя чувствуете?

Доктор Хаус, знаменитый тёзка древнего киногероя.

– Благодарю вас.

– Вы помните свою личность?

– Да. Я – Томас Вулф, сенатор.

Тонкие губы Хауса трогает подобие улыбки.

– Нет желания избавиться от своей личности?

– Никакого. – Рука смахивает с бедра несуществующие следы нуклеинового киселя. – Душ и одежда.

Запах. Лёгкий пряный аромат – это теперь егозапах. Корица? Не совсем, но похоже. Хорошая текстура. Правильная. Ликвидировать остатки гормонального дисбаланса. Запустить сборочную платформу роботов синтеза гидрокарбондегидрогеназы. Синтез для крекинга.

После душа пряный аромат усиливается. Недоработка в обонятельных рецепторах. Он знает, какая последовательность кодонов отвечает за восприятие собственного идентификатора в обонятельных рецепторах. Сложная перестройка, займёт не одни сутки.

Зеркало. В зеркале отражается мускулистое тело. Вислобрюхого сенатора Вулфа больше не существует. В чертах лица – определённое сходство, и это неприятно. Стереть? Нет. Ещё не время.

Тонкий комариный звон под черепной коробкой: где ты, брат? Помоги, брат…

– Томас?

Кварц потушен, в боксе нормальное освещение. «Инкубатор» герметизирован и обесточен, индикаторы пультов умерли, сопла инжекторов сверкают хромом на стойках. Бликуют цилиндры резервуаров, физиономии охранников – как на церемонии принятия гражданства Соединённых Штатов. Боятся. Это правильно. Но рано.

– Томас?!

– Да, доктор?

– Как вам новая внешность?

– Безупречная работа, доктор.

– Ещё одна процедура, Томас. Проверить полноту закачки вашей личности. Если всё о’кей, контрактные обязательства с нашей стороны тем самым будут соблюдены полностью.

Вислобрюхий маразматик Вулф с его воспоминаниями. Проверяйте, док, проверяйте.

Эндрю Ким сощурил и без того узкие глаза, разглядывая непрошеного гостя. Непрошеного, да, но не сказать, чтобы нежеланного. Три ген-коррекции, последняя – неудачная, гормональный фон нестабилен, признаки сбоев метаболизма налицо. Биологический возраст сто двенадцать лет. Зажился господин сенатор. Что ж, когда увядают розы, становятся заметны шипы…

– Уважаемый господин сенатор, – Ким умоляюще сложил ладони, – я в третий раз заверяю…

– К чёрту твои заверения! – перебил его Томас Вулф, багроволицый толстяк, и рубанул воздух дымящейся сигарой.

Эргономичное кресло под необъятным седалищем обиженно вскрикнуло.

– В гробу я видел твои заверения, – продолжал сенатор. – А в гроб я не хочу. Я три года собирал информацию по вашему долбаному «Тригеному», я знаю поимённо всех смертников, которых вместо электрического стула или укола цианида отправили в ваши долбаные подземелья. Я знаю, что такое метаболическая кома, и я знаю, что такое гормональный порог. Я – ваш клиент, уверяю вас. Кстати, не первый.

Ким сочувственно покивал.

– Возможно, возможно. Но придётся заплатить. И цена будет немалой.

– Хо! За бессмертие? Сколько?

Управляющий «Эдвансд Дженетикс» вынул из стола тонкую папку.

– Стандартный контракт, сенатор.

Пусть почитает.

– То есть вам нужно всё? – Вулф, наконец, вспомнил о сигаре, но та уже погасла.

Отшвырнул.

– Наши исследования требуют больших вложений, – Ким пожал плечами, – а вы любите жизнь во всём её многообразии. В иски, азарт, женщины. Все знают, как вы любите женщин, сенатор!

«Да, корейская сука, ты это знаешь. Было время, когда я не пропускал ни одной смазливой мордашки. А ещё я люблю мальчиков. С гладкой безволосой мошонкой и маленьким, как молодой стручок жгучего перца, пенисом… Но этого ты не знаешь. И как мы развлекались в золотые шестидесятые, ты не знаешь. Сколько поганых косых глаз, таких как твои, я выдавил вот этими пальцами. Ха! Мне ли впервой терять всё, чтобы приобрести ещё больше!»

– Оставим женщин, дружище. Обсудим детали.

Сенатор выудил из кармана гильотинку и срезал кончик очередной сигары.