Шрифт:
Ноги подогнулись.
Малыш выполз из укрытия. Подёргал лежащее тело за ногу. Приподнял руку – рука безвольно упала.
– Селовек-кукля, – в карих глазах горел восторг.
– Не… кук… ла… живой… мертвец… хуже… вам подарок… во о о…
С сиплым предсмертным выдохом изо рта вырвался серый дым, на миг принял очертания человеческой фигуры. И неторопливо втянулся в отверстия вентиляционной шахты.
Мальчик вынул из руки мёртвого золотой цилиндр, огляделся. В углу всё так же неподвижно стоял дроид. Малыш подёргал его за рукав.
– Дяденька!
– Чего желает господин… – дроид провёл ладонью у виска мальчика, – господин О'Басс?
– Я хосю отьсюдова.
– Следуйте за мной, господин.
В полутора милях от лаборатории кусок лесной лужайки медленно ушёл под землю. Трёхлетний мальчик, щурясь от яркого света, выбрался на поверхность. Броневая плита за его спиной так же медленно и бесшумно встала на место со всей растительностью. Малыш важно огляделся, увидел тропинку и, размахивая золотой палочкой, зашагал по ней.
– Есть сигнал, мэм!
– Что?
– Пять миль к юго-западу, почти у объекта… идентифицируется.
– Что-о? Оки. Где мой геликоптер?
– Здравствуй, малыш!
– Здластвуй, тётенька!
– Ой. Зачем ты меня нюхаешь?
– Ты зивая.
– А что это у тебя в руке?
– Это вольсебная палоська. За ней подлялись дядя-кукля и тётя-кукля. Они длялись, длялись вот так, вот так, а потом дядя тётю совсем задлял, а потом тозе умель совсем.
– Почти как люди?
– Дя.
– Но ты же знаешь, что волшебные палочки – не игрушка для маленьких детей?
– Конесьно!
– Отдай её мне. Это будет наша тайна.
Из вентиляционных отверстий опустевшей лаборатории медленно поднимались, бесследно таяли в воздухе колонии самопрограммируемых нанороботов…
Александр Гриценко
Сон о Ховринской больнице
Сон первый, в котором проклятое место свивается с сетью Интернет
Сергею тысячу раз снилось это заброшенное здание: выломанные истлевшие рамы окон, полуразрушенные лестницы, стены, сплошь покрытые граффити, – нарисованные люди на них печальны, они словно знают что-то глубоко таинственное и предостерегают. Под рисунками надписи о смерти, о несчастной любви, о том, что друзья будут вечно помнить погибших тут и скорбеть по ним.
На стенах есть и отдельные непонятные слова. Что они значат, Сергей, как не силился во сне, не мог понять, – их окутывал какой-то странный туман, они расплывались. Но однажды он все-таки увидел кое-что: знакомые ему надписи: writer, virgo, blank, chloe. Он узнал свой ник и ники близких друзей в ICQ и вообще в Интернете: на форумах, в блогах, в электронной почте, – везде.
Откуда заповедные для него и его друзей слова появились в этом жутком месте? Сергей чувствовал безысходную пустоту, он понимал, что тут, где воздух склеивает гортань и встает комом в легких, где страх таится в каждом темном углу, где граффити с изображением проклятых печальных людей и траурные надписи вызывают тоску и страх, появление этих ников означает несчастья…
Обычно в этом месте Сергей просыпался и потом долго не мог прийти в себя, но сейчас сон продолжился. Он оказался на улице и увидел жуткое здание со стороны и вдруг вспомнил его…
Глава вторая
Хлоя и белый дым
Девушку когда-то звали Аня, но она поменяла свое русское имя на другое, странное: Хлоя. Она это сделала сразу после смерти матери, – после того, как дым высосал из её мамы жизнь. Теперь Хлоя страшно боялась, что белый дым вернется и за ней.
Этот дым ей часто снился: он тянулся из проклятого недостроенного здания через улицы спального района прямо к её окну, расползался по стеклу. Ей казалось, что дым не может войти в комнату, пока она не допустит ошибку, но вот какую именно, что ей нельзя делать, Хлоя не понимала и даже не чувствовала, в каком направлении думать. И от этого ей было пронзительно страшно: страшно до одурения, до удушья…
Сон обрывался резко, и Хлоя тогда понимала, что спасена.
Она лежала в холодном поту, разбитая, но счастливая. Потом ощущение грядущей беды возвращалось. Девушка осознавала, что это не освобождение, а просто отсрочка. Дурные предчувствия не оставляли её много дней… недель… месяцев: она боялась спать, не хотела ни есть, ни пить. Она думала о том, что же спасает её, и однажды наконец-то поняла.
Девушка вспоминала свою былую жизнь и вдруг во всем разобралась. Детство Хлоя помнила смутно, она жила без отца, но была залюбленным, избалованным ребенком. Мать делала всё, чтобы Аня ни в чем не нуждалась. Счастливое было время, но барышня, правда, не могла выделить ярких значительных деталей. Она влюблялась пару раз в школе, но не сильно. В тусовке девочек-мажорок большие чувства не были в моде.