Он хотел позвонить, поговорить с сыном. Но в мозгу никак не укладывалось то, что должен просить у него прощенье. Без этого разговор не имел смысла. Но убедить себя, решиться на такое никак не мог. Он мучился с неделю. И все же переломил себя. Позвонил. Трубку подняла Наташка:

— А Павлик уехал. Он поступил в мореходку. Куда? Не знаю. Сами ждем письмо. Но пока рано. Всего пять дней прошли. Он обещал написать, когда совсем устроится. Это не раньше чем через месяц. О вас? Нет! Он ничего не говорил и не вспоминал. И маме не рассказывал! А вы с ним виделись?

— Да, — сознался Николай.

— У мамы, конечно, есть адрес училища. Вы позвоните вечером. Когда она придет с работы. Может, она даст его. Я не знаю, оставил Павлик или нет!

— Ладно. И я подожду. Письма. Может, пораньше напишет? — положил трубку на рычаг.

«Опять мимо… Снова опоздал. Кажется, в этот раз надолго», — подумал человек.

— В мореходке жизнь трудная. Ребята быстро взрослеют. Поумнеет и твой. Никуда не денется, — успокаивал Борис Петрович и старался загрузить Николая работой так, чтобы тому было не до сына.

Николай возвращался с работы едва волоча ноги. Вместе с бригадой они выкладывали глухую кирпичную стену вокруг кладбища. Начинался день с семи утра. Заканчивали — затемно.

Когда возвращался домой, небо и дорога перед глазами дробились на кирпичи. Руки не моглиудержать стакан чаю. А перед глазами мельтешила кирпичная кладка, тяжелый, серый раствор, мелькающие мастерки.

Едва умывшись, валились в постели. И до утра спали, не в силах повернуться на другой бок.

— Надо успеть к зиме! — говорил бригадир. Сам не веря в реальность выполнения громадного объема работы. Но с каждым днем стена вокруг кладбища росла ввысь и в длину.

Случалось, выкладывали втроем, остальные были заняты могилами. Их тоже прибавлялось. Недолго простояла в одиночестве первая могила. И скоро у нее появились соседи.

До снега оставался всего месяц, а стена охватила кладбище лишь на треть. Теперь уже всем стало понятно, что не успеть. Слишком большая работа не могла быть закончена таким малым количеством людей. А на новом кладбище уже появились мародеры.

С мраморного памятника на могиле генерала вырвали звезду. С другой плиты сорвали лист нержавейки с посвящением покойнице. У третьего — унесли ограду.

— Да что за зверье! — возмущался бригадир, устанавливая новую ограду, и на чем свет стоит поносил человечий род, жадный и бесстыжий.

Но на следующий день вся бригада ахнула. Весь кирпич, завезенный еще с вечера для стены вокруг кладбища, за ночь словно испарился. Ни одного кирпича. Ни ведра цемента. Будто сквозь землю провалились за ночь…

Следователь милиции, выслушав бригаду, оглядевшись, сказал уныло:

— Ну, где теперь искать? Это на спине не унесешь. Конечно, машиной вывезли. Кто-то теперь себе дом построит. По протектору не сыщешь. Других улик нет. Чисто сработали. Ничего не скажешь.

— А на кой черт вы имеетесь? За что зарплату получаете? Так ответить может любой дилетант! А если у вас сопрут со двора? Тоже руками разведете? — возмутился Николай.

— Что я могу? Отсюда до города — не близок свет. Кому-то уж очень понадобилось. Не могу же весь город на уши поставить из-за кирпича! У нас есть дела и посложнее, и поважнее! — уехал вскоре.

На следующей неделе на кладбище появился сторож. Его вымолили, вытребовали, уговорили. Казалось, хоть теперь можно уснуть спокойно. Но не тут-то было. Исчез памятник с могилы уже на следующий день. А оглушенный сторож едва отдышался в больнице и тут же отказался сторожить кладбище.

Мужчины бригады взяли в сторожа двоих из бомжей. Но тех утром нашли пьяными до одури. А во вчерашней могиле, раскопанной до основания, покойник лежал без гроба. На земле.

Его родственники такой скандал подняли, что бомжи протрезвели:

— Чего? Без гроба? Видать, пробухал жмур свою домину. А сам домой похилял, к бабе?

— К какой бабе? Я его жена! Куда гроб дели,

негодяи? — орала женщина.

— Подумаешь, жена! Ты что? Единственная на свете? Да у него таких, до Москвы раком не переставить!

— Вы хоть понимаете? Мы о мертвом говорим!

— А почем знаешь, что о мертвом? Раз из гроба сиганул, живым был!

— Да вон он — в могиле! На земле лежит!

— И пусть себе лежит! Раз мертвый, зачем ему гроб? Уже все равно! Засыпем его, к едрене фене, и баста всему! Чего орать?

— Кому гроб пропили? — не выдержал бригадир и взял бомжей за грудки. Тряхнул изо всех сил гак, что остатки похмелья отовсюду брызнули.

— Говорите живо! Не то обоих вместе с тем покойником живьем урою! — пообещал Николай.