– В жизни не слышал ничего более нелепого, – буркнул Сентас, но его голосу явно недоставало былой уверенности.

– Я все же не понимаю, – вновь подала голос миссис Сентас, – почему вы считаете, что моя сестра умерла.

– Я сказал, что я так думаю, – пояснил я, – поэтому и пришел спросить, есть ли у вас о ней сведения. Тот факт, что вы не имеете о ней известий...

– То есть вы хотите сказать, – перебила миссис Сентас, – что видели ее привидение?

– Полагаю, что да, – ответил я. На Энн я не смотрел.

– Надеюсь, вы осознаете, во что предлагаете нам поверить, – сухо проговорила миссис Сентас.

– Конечно. Но я видел именно вашу сестру. Теперь я это знаю точно.

– Но откуда вы можете знать, что это была именно она? – спросила миссис Сентас. – Конечно, если предположить, что вы действительно что-то видели, в чем я сомневаюсь.

Я рассказал ей о платье, жемчуге, о том, что все это подтвердила Элизабет.

– Ради бога, – не выдержал Сентас, – он видел где-то фотографию Элен и теперь пытается давить на нас.

– Зачем? – спокойно полюбопытствовал я. – Что я от этого выиграю?

Сентас открыл рот, чтобы ответить, но, видимо, не решил, что сказать, и снова закрыл его. А я обратился к миссис Сентас:

– Когда именно ваша сестра покинула Калифорнию?

– В прошлом году, в сентябре, – ответила она.

– Не хочу лезть в ваши дела, но... у нее были какие-нибудь особые причины для отъезда?

– Нет.

– Вы не заметили никаких странностей в ее поведении, когда она уезжала?

– Мы не присутствовали при ее отъезде, мистер Уоллис.

Последние слова потрясли меня. Ошалело уставившись на миссис Сентас, я пробормотал:

– Не понимаю.

– Она оставила нам записку, – объяснила миссис Сентас.

– Понятно. – Я вздохнул, попытался унять отчаянно колотившееся сердце и указал на стол со стульями. – Ну что же, попробуем?

– Милдред, пошли отсюда, – снова загрохотал Сентас.

Она молча отмахнулась, пристально глядя на меня.

– Что вы собираетесь делать, мистер Уоллис? – спросила она. – Должна предупредить, я не верю в то, что вы говорите. Но я очень беспокоюсь о сестре.

– Очень просто, – сообщил я, – мы все сядем вокруг стола, и я попытаюсь связаться с вашей сестрой.

– Милдред, если ты совсем спятила, можешь оставаться, – прорычал Сентас, – а я пошел.

– Мы останемся.

Она произнесла всего два слова, но их оказалось вполне достаточно, чтобы привести к повиновению взбесившегося орангутанга. А я понял, что именно связывает ее с Сентасом. Некрасивая, но образованная и обеспеченная женщина вышла замуж за невоспитанного, невежественного и горластого мужика. Она предпочла этот союз невеселой участи старой девы.

– Давайте сядем, – предложил я.

Энн и миссис Сентас заняли места за столом. Миссис Сентас сидела очень прямо, лицо ее напоминало неподвижную маску. Тихо выругавшись, Сентас с размаху плюхнулся на стул напротив меня. Несчастный стул издал жалобный скрип, но устоял. Я чувствовал исходящие от Сентаса волны холодной враждебности.

– Так, – сказал я, стараясь не обращать внимания на Сентаса, – пожалуйста, сидите тихо.

Миссис Сентас не шевелилась. Энн тоже, только с беспокойством поглядывала на меня. Сентас немного поскрипел стулом и тоже затих.

Дождавшись тишины, я закрыл глаза. До меня доносилось только хриплое дыхание Сентаса. А я старался расслабиться, очистить мозг от посторонних мыслей. И еще во мне росла уверенность: что-то произойдет.

Через некоторое время меня вдруг заинтересовало, почему Сентас так тяжело дышит. И вдруг я понял, что слышу свое собственное дыхание. Моя грудь тяжело двигалась вверх и вниз, заставляя тело дышать, а мозг постепенно погружался в темноту. Я почувствовал, как холодеют руки и ноги. Дыхание становилось все быстрее и быстрее. Кульминацией послужил глубокий вдох, от которого по всему телу пробежала дрожь, за которым последовал медленный выдох. Я успел заметить потрясенные лица сидящей за столом троицы. Вслед за этим меня не стало.

Позже Энн рассказала мне, как все происходило.

Как только я закрыл глаза, дыхание участилось, голова склонилась на плечо и начала раскачиваться из стороны в сторону, руки безжизненно висели, как у тряпичной куклы, только периодически подергивались, рот раскрылся, черты лица потеряли определенность, как-то размазались. Лицо лишилось индивидуальности. Я перестал быть похожим на самого себя.

Так продолжалось несколько минут.

Вдруг учащенное дыхание прекратилось, наступила мертвая тишина.