— В одиночку?

— Нет, — коротко улыбнувшись, ответил граф. — В партнерстве с другим человеком.

Интересно, подумал Брунетти, не адвокат ли Катальдо выступит в роли этого «другого человека».

— Все, о чем говорил мне Катальдо, оказалось ложью. Он вешал лапшу мне на уши, расписывая, какие прекрасные контакты налажены у него с китайцами, но все это, как выяснилось, полная чепуха. Утверждал, что дает мне шанс войти в сверхприбыльное дело на самом раннем этапе. — Граф прикрыл глаза. Неужели Катальдо так глуп, что, делая графу предложение, не принял в расчет, что тот обязательно проведет собственное маленькое расследование?

— И что вы ему в итоге ответили? — поинтересовался Брунетти.

— Сказал, что сейчас у меня слишком много проектов и нет свободных денег, чтобы на равных долях войти с ним в дело, — ответил граф.

— А почему вы просто не сказали ему «нет», без всяких объяснений? — чувствуя себя полным дураком, спросил Брунетти.

— Потому что, честно говоря, я всегда его немножко побаивался, — признался граф. — Но на этот раз мне стало его жаль.

— Из-за того, что его ждет?

— Именно.

— Но не настолько жаль, чтобы ему помочь?

— Гвидо, прошу тебя, — поморщился граф.

Хотя у Брунетти и было несколько десятилетий, чтобы привыкнуть, к своеобразной деловой этике тестя, он все же был удивлен. Брунетти сделал вид, что снова заинтересовался портретом тучной дамы, но не выдержал и перевел взгляд на графа.

— А если он разорится? — спросил он.

— Видишь ли, Гвидо, — вздохнул граф, — такие люди, как Катальдо, никогда не разоряются. Я сказал, что он понесет громадные убытки, но разорение ему не грозит. Он давно занимается бизнесом, и потом, у него налажены прочные связи с политиками: его друзья о нем позаботятся, — улыбнулся граф Фальер. — Не трать понапрасну время, жалея его. Если тебе так уж хочется кого-нибудь пожалеть, пожалей его жену.

— Я ее и жалею, — признался Брунетти.

— Знаю, — спокойно откликнулся граф. — Но почему? Потому что симпатизируешь ей? Из-за того, что она так много читает? — спросил граф без малейшего намека на сарказм. Он и сам был большим любителем книг, и для него это был совершенно нормальный вопрос.

— Когда Катальдо за мной ухаживал — а именно так это все и выглядело, — он пригласил меня к себе на ужин. И усадили меня не рядом с ним, а рядом с его женой. Она рассказывала мне, что сейчас читает. Совсем как с тобой на нашем приеме. И все время, пока она говорила про «Метаморфозы», меня не покидало чувство, что она страшно одинока. Или страшно несчастна.

— Почему? — спросил Брунетти, удивленный своей собственной реакцией на слова тестя: название книги заставило его вспомнить о лице Франки и о тех метаморфозах, что оно претерпело.

— Ну, во-первых, из-за того, что она так много читает. А во-вторых, из-за ее лица. Из-за этой ее подтяжки люди чего только о ней не думают.

— И что же они думают, как вы полагаете? — спросил Брунетти.

Граф отвернулся к портрету женщины и внимательно на него посмотрел.

— Нам это лицо кажется странным, — сказал он, небрежно махнув рукой в сторону картины, — но в ту эпоху, когда она жила, ее облик, скорее всего, был абсолютно нормальным. Может, она даже считалась привлекательной. Тогда как мы видим в ней только расплывшуюся толстуху с сальной кожей. Не то что женушки многих моих деловых партнеров, — не удержался от колкости граф.

Сам Брунетти видел между ними много общего, но счел за лучшее промолчать.

— В наше время Франку Маринелло осуждают из-за того, как она выглядит, — говорил граф. — То, что она сделала со своим лицом, так странно и необычно, что людям трудно удержаться от комментариев. — Граф умолк.

Брунетти терпеливо ждал.

— Одному богу известно, сколько жен моих приятелей проделывали над собой то же самое: подтягивали глаза, подбородки, даже все лицо сразу, — прикрыв веки, вздохнул граф. Открыв глаза, он посмотрел не на Брунетти, а на портрет. — А Франка… Она делает то же, что и они, разве что идет до конца. И в результате приходит к полнейшему абсурду. — Он взглянул на зятя. — Мне вот что интересно: думают ли женщины, когда обсуждают и осуждают Франку, о себе? Они относятся к ней как к цирковому уродцу, но, может, тем самым пытаются заверить самих себя, что никогда не решатся на подобное? Что их эксперименты над собой не зайдут так далеко?

— Все равно это не объясняет, зачем она это с собой сделала, не так ли? — спросил Брунетти, вспомнив странное лицо Франки, делающее ее похожей чуть ли не на инопланетянку.

— Бог знает зачем, — пожал плечами граф и спустя секунду добавил: — Если она с кем и делилась, так только с Донателлой.

— Вы так думаете? — удивился Брунетти. С чего это вдруг Франка будет с кем-то делиться такими вещами? Тем более с графиней?

— Разумеется, Донателла в курсе, я не сомневаюсь, — уверенно заявил граф. — Они дружат еще с тех пор, когда Франка училась в университете. У Донателлы есть кузен, который служит священником в тех местах, откуда родом Франка. Которая, в свою очередь, приходится этому кузену дальней родственницей. Он и попросил Донателлу позаботиться о Франке, когда та приехала в Венецию. Она ведь тут никого не знала. И они сразу подружились. — Прежде чем Брунетти успел открыть рот, граф предостерегающе поднял руку. — Только не спрашивай, как это так вышло. Впрочем, Донателла о ней очень высокого мнения. Ты не задумывался, с чего это вдруг на приеме оказался напротив Франки? — с мальчишески озорной улыбкой спросил граф.