Шрифт:
– Веселого Рождества, – ответила Наташа.
В виде протеста, который сейчас казался ей жестоким, она престала называть его папой с тех пор, как узнала правду о своем рождении. Она поняла, что не может произносить это слово без чувства неловкости. Она была уверена в том, что он не станет возражать, если она назовет его по имени. Он обычно подписывал так свои письма и открытки? «Со всей моей бесконечной любовью к тебе, Стивен».
– Анна и Эбби спустятся, как только закончат прихорашиваться. – Он оглядел ее с головы до ног. – Восхитительна, как всегда.
Наташа почувствовала теплую волну удовольствия. У нее всегда возникало особое ощущение, когда она думала о том, что Стивен наблюдал за тем, как она росла, зная, что она чужая, а не часть его. Теперь, когда он делал ей комплименты или говорил, что любит ее, девушка не знала, как к этому относиться.
Он пробежал взглядом меню, отбросил его в сторону.
– Виски меня вполне удовлетворит. А ты не будешь возражать против водки с тоником?
Она усмехнулась:
– Не буду.
Они вместе подошли к стойке бара и сделали заказ.
– Проглоти-ка это, – сказал Стивен, прикасаясь к ее стакану своим, отчего стекло зазвенело. – Если мы выпьем быстренько, то сможем сделать еще по глоточку, прежде чем начнем вести себя пристойно.
– Ты когда-нибудь ведешь себя пристойно?
– Всегда. Это ты сбиваешь меня с пути истинного. Ты плохо на меня влияешь.
– Должна же я была у кого-то научиться таким гадостям...
– Рад, что научил тебя кое-чему полезному.
Она посмотрела на его ладонь, сжимавшую стакан. Она была грубой, мозолистой, с растрескавшимися ногтями. Наташа никогда не могла заставить себя доверять мужчинам с гладкими наманикюренными пальцами, постукивающими по клавиатуре.
Появилась Эбби, загорелая и хорошенькая. «Привет!» Она обняла Наташу, протянула ей открытку и подарок. Наташа сняла упаковочную бумагу и увидела книгу об обычаях аборигенов.
– Замечательная книга, спасибо, – Наташа поцеловала ее в щечку.
– Надеюсь, она тебе понравится.
Когда Наташа развернула открытку, Эбби добавила:
– Это тоже из Австралии.
На открытке был изображен карикатурный Санта-Клаус с санками, которые ему пришлось тащить по залитому солнцем песчаному пляжу. Как нелегко убедить австралийских детишек в своем существовании, когда на тебе такая неподходящая одежда и путешествуешь ты на транспорте, никак не соответствующем местному климату!
Рядом со Стивеном появилась Анна, как всегда безмятежная и прекрасная, одетая в облегающее темно-синее платье с шифоновой отделкой на плечах и тонким пояском на тонкой талии. Ее пепельные волосы были схвачены шарфом цвета сапфира. В своих плакавших по щетке сапогах, рядом с ней Наташа почувствовала себя неловко. Все так, как и раньше.
Когда она однажды пригласила родителей погостить в Садовом тупике, постоянные уборки и чистки пылесосом, устраиваемые Анной, сводили Наташу с ума, как и тогда, в детстве. Наташе и Абигаль никогда не разрешалось появляться перед матерью с малейшим пятнышком шоколада, краски или грязи на руках или лице. Нельзя сказать, что Анна проявляла чрезмерную строгость в воспитании, – она всегда была готова их обнять, рассказать сказку на ночь или помочь выполнить домашнее задание. Идеальная мама. Она стремилась во всем быть идеальной.
Замужество идеальной женщины по определению должно было быть идеальным. Наверное, поэтому Анна закрывала глаза на проделки Стивена и никогда не жаловалась, когда муж возвращался домой после шестинедельного путешествия и сразу прикладывался к бутылке. Может, так было, потому что она решила, что сама этого хотела. Или просто она любила его. Стивен притягивал к себе людей, как магнит, одной только силой своей личности. Раз оказавшись в сфере его влияния, трудно было вырваться на свободу.
Вот так, растешь и думаешь, что с твоими родителями все в полном порядке. Пока не увидишь другие семьи и не поймешь, что твоя семья странная. Тогда приходишь к выводу, что твоя семья нормальная, потому что странная. И этой мысли Наташа, благодаря роду своей деятельности, постоянно находила подтверждение.
Анна и Стивен подходили друг другу, хотя стороннему наблюдателю могло показаться, что они совершенно разные. Стивену нравились умные образованные женщины, однако в нем было что-то старомодное, некий сбивающий с толку двойной стандарт, заставлявший его, с одной стороны, гордиться Наташиной профессией и тут же в шутку заявлять, что он никогда не женился бы на такой дамочке, как она. Анна изучала историю, училась на дизайнера по интерьерам, потом работала хранителем музея. Она достигла определенных успехов в карьере, однако мать Анны, умершая пятнадцать лет назад, однажды сказала Наташе, что единственным стремлением ее дочери было иметь мужа и дом с большой кухней и садом. И много детей. Это накрепко запало в Наташину память. Наташа ощущала, что даже после успешного зачатия Абигаль она была для Анны напоминанием о времени, когда та считала, что не состоялась как женщина.
– Расскажи мне об Италии, – попросила Наташа Стивена, когда они сели за маленький столик в углу холла. Последняя его поездка растянулась на два месяца.
– Ты была бы в восторге. Мы нашли остатки храма с братской могилой.
Стивен замолчал, ожидая, пока официант передаст дамам меню в темно-зеленых кожаных обложках.
– Ты опять туда поедешь? – спросила она.
Он бросил взгляд на Анну. Она никогда не интересовалась, как долго он планирует провести вдали от дома. Наташа не могла избавиться от впечатления, что он был благодарен жене и одновременно это его огорчало.