Эта история имела любопытное продолжение. В полуфинале Ботвинник выступил слабо. И Яков Рохлин передал ему слова одного из организаторов чемпионата: «Если бы Ботвинник умел держать себя поскромнее, мы могли бы расширить состав финала и допустить его туда». «Скажите ему, что я ни в чьих протекциях не нуждаюсь, – ответил Ботвинник. – И если в следующий раз попаду в финал, то только если сам этого добьюсь». Он попал в следующий финал – 1931 года и стал чемпионом.

Спустя много лет Ботвинник, победив в одном из чемпионатов страны, должен был получить установленный денежный приз. «Прихожу на закрытие и вижу на столе президиума под стеклянным колпаком старинные настольные часы, – пишет он в мемуарах. –

– Что это такое?

– Первый приз.

Я никогда не гонялся за деньгами, но раз приз был объявлен, регламент надо соблюдать».

И Ботвинник заявил главному судье: «Если будете вручать – при всех откажусь». Так никто и не понял, почему часы стояли на столе. Но денежный приз спустя полгода я все же получил…» К правилам, к регламенту, к джентльменскому соглашению – к любому установлению Ботвинник относится свято. Прокурор он был бы грозный, адвокат – выдающийся. (По собственному наблюдению знаю – нет верней человека, когда нужно вступиться за правду, помочь в беде…)

Да, характер у Ботвинника не из легких. Он и сам говорил об этом: «Вообще я отличаюсь, как это давно известно, очень замкнутым характером…» Но только с таким сильным, непримиримым характером и можно было, преодолев сначала сопротивление старшего поколения советских мастеров, добиться вскоре полного признания у корифеев Запада, а потом, став владыкой шахматного мира, на протяжении многих лет усмирять очередных претендентов на престол.

Самые сильные иногда восставали. На Олимпиаде 1952 года наша команда решила выступать без Ботвинника: спортивная форма чемпиона мира показалась тогда некоторым гроссмейстерам недостаточно хорошей. Зная характер Ботвинника, вы не будете удивлены, услышав, что в том же году, после Олимпиады, он вновь завладел титулом чемпиона СССР, причем против олимпийцев набрал четыре очка из пяти! И еще десять лет после этого – с двумя годичными перерывами – оставался чемпионом мира.

«Странная моя судьба», – меланхолично замечает совсем, правда, по другому поводу Ботвинник в своих мемуарах…

Между прочим, было (конечно!) подмечено, что Ботвинник не выиграл ни одного матча в ранге чемпиона мира: два матча – с Бронштейном (1951) и Смысловым (1954) закончил вничью, три – Смыслову (1957), Талю (1960) и Петросяну (1963) проиграл, а выиграл «лишь» матч-реванши – у Смыслова (1958) и Таля (1961). Тут все правильно, но о чем это говорит? Да все о том же – о характере Ботвинника.

Гроссмейстер Андрэ Лилиенталь однажды написал о Ботвиннике: «Я бы назвал его человеком спортивного реванша». Очень тонкое наблюдение! Лилиенталь дал такую оценку Ботвиннику после его вторичного выступления в Гастингском турнире 1961/62 года, где Ботвинник добился выдающегося результата: занял первое место, набрав восемь очков из девяти. А между прочим в Гастингском турнире 1934/35 года Ботвинник, дебютировавший в зарубежном соревновании, выступил скромно – разделил с Лилиенталем пятое-шестое места. «Но Ботвинник не был бы Ботвинником – пишет Лилиенталь, – если бы он забыл уроки Гастингса». Не забыл. Человек спортивного реванша не может, не должен ничего забывать.

Вот уж сколько толковали по поводу того, что чемпиону несравненно труднее, чем претенденту, а, как мне кажется, простая эта истина все же не оценена еще до конца. Речь идет о чемпионах послевоенного времени, когда установленный ФИДЕ, то есть в определенном смысле искусственный и одновременно в дарвиновском смысле естественный, отбор раз в три года выносит на поверхность самого в тот момент сильного гроссмейстера. Он, как правило, не только молод и честолюбив, не только испытывает подъем творческих и чисто спортивных качеств, но и рвется в бой, воодушевленный победами над остальными претендентами. (Чемпионы предшествующей эпохи находились в привилегированном положении. При всем глубочайшем уважении к великим прошлого вспомним, что Ласкер сыграл немало матчей отнюдь не с самыми сильными соперниками, Капабланка не рвался схватиться с Алехиным, а тот, в свою очередь, не жаждал дать побежденному возможность реванша).

Чемпион мира же к началу матча вовсе не обязательно испытывает духовный подъем. Скорее всего, ему вообще не хочется играть. Потому что, если претендент только в борьбе может обрести право свое, то чемпион только в борьбе может свое право потерять. У Ботвинника это осложнялось тем, что он всерьез занимался наукой, которая не желала считаться с интересами шахмат и раздраженно требовала к себе внимания.

Став чемпионами, и Василий Смыслов, и Михаил Таль, в пору своего взлета шахматисты фантастической силы, не выдержали этого психологического искуса. Не знаю точно, но внутренне уверен: обоим смертельно не хотелось играть реванши с Ботвинником. Зачем, ведь дело – и какое тяжелое – сделано? Дайте же передохнуть, понаслаждаться лаврами. Не зря же Смыслов после победного матча 1957 года с облегчением написал: «Трудная борьба… за высший шахматный титул окончена».

Окончена? Тут им нужен был ботвинниковский характер, его умение не тешить себя иллюзиями, смотреть правде в глаза. Оба они понимали, должны были понимать, что если такой самолюбивый, трезвый в оценках человек, с неистовым бойцовским характером одержим жаждой реванша, то значит бой будет особенно жестоким. Понимали, но превозмочь себя не смогли. А между тем, когда Смыслов и Таль доигрывали свои победные матчи, Ботвинник, идя на последние партии, уже обдумывал, по свидетельству Гольдберга, свою тактику в реваншах.