Шрифт:
– И не надо, – сказал Володька. – Я у Анюты спрашиваю.
– Есть сила, – назидательно сообщила она, – которая совершила сознательный акт создания нашей Вселенной. Если хотите, её можно называть Богом.
– И ты совершенно точно знаешь, что такая сила есть? – прищурился Володька.
– Совершенно точно может это знать только вышеупомянутая сила, – туманно ответила Анюта.
– А если без демагогии?
– А если без демагогии, то, что бы я не утверждала, тебе в любом случае придётся принимать мои слова на веру. Или не принимать. То есть опять возникает вопрос веры. Или ты веришь в то, что Бог есть или, наоборот, что его нет. Но в любом случае веришь, а не знаешь. Тут всё дело в том, что для моей веры в эту высшую силу, возможно, есть больше фактических оснований, чем для вашей.
– Ребята, – жалобно сказал Егор. – О чём вы говорите? Тут всем нам полный… наступает, а они о существовании Бога спорят!
– Потому и спорим, что он наступает, – резонно заметил Володька. – В подобных обстоятельствах, знаешь ли, очень полезно знать, есть Бог или его нет.
– И вести себя соответственно? – с горечью спросил Егор.
– Именно, – подтвердил Четвертаков. – Именно, что соответственно.
– Мальчики, – вмешалась Анюта, – может, я всё же сначала все проверю, а потом уже будем спорить?
– И как именно ты собираешься проверять? – спросил Егор.
– Просто подберусь поближе к вашему светилу и внимательно посмотрю, что и как.
– А ты… это можешь?
– Теперь уже могу. Только мне нужна твоя машина. Она… в общем, это долго объяснять, но без неё я не могу перемещаться в пространстве.
– Бери, – кивнул Егор. – Да и как я могу тебе запретить? И вообще она уже давно не моя и, как я подозреваю, вовсе не машина.
– Машина, машина, – успокоила его Анюта. – Только совсем другая. Так я поехала?
– Что, прямо сейчас?
– А чего ждать?
– И то верно… И сколько тебя не будет?
– Точно сказать не могу. Может, сутки. Может, больше. Ждите.
Они попрощались, вылезли из машины и захлопнули дверцы. Анюта затемнила стекла, коротко просигналила, плавно тронулась с места и, набирая скорость, скрылась в ближайшем переулке.
– Вот чёрт, – сказал Егор, хлопнув по нагрудному карману, – сигареты забыл.
– Пошли, – сказал Володька, – у меня дома есть. И пиво ещё осталось.
– Пиво – это хорошо, – задумчиво сказал Егор. – Но мне что-то захотелось водки.
– Не вижу препятствий, – согласился Четвертаков.
И они направились к ближайшему гастроному.
Глава двадцать шестая
Водка на этот раз произвела на организм не большее впечатление, чем обычная вода из-под крана. Они уговорили пол-литра на двоих под бутерброды с копчёной колбасой и пиво и остались при этом совершенно трезвые.
– Не берет, – констатировал Четвертаков, разглядывая пустую бутылку из-под «Гжелки» в своей руке так, словно видел её впервые в жизни. – Последний раз со мной подобный случай произошёл в Афгане. Мы тогда, помнится, с лейтенантом Сашкой Ржаным, командиром разведвзвода, минут за сто пятьдесят около литра чистейшего медицинского спирта убрали вдвоём, а в качестве закуски нам служила пачка печенья «Юбилейное».
– – И что? – вяло поинтересовался Егор.
– И ничего. Ни в одном глазу. Тогда тоже смерть-старушка совсем рядом ходила.
– Сейчас она не просто ходит. Практически с нами третьей сидит. И не только с нами. – Егор покачал головой. – Нет, на самом деле всё равно не ощущаю. Головой понимаю, а так, чтобы всем, что называется естеством, – нет.
– Чтобы всем естеством подобную вещь понять, – вздохнул Володька, – надо её своими глазами увидеть. А мы пока не видим. Вот я смотрю за окно и вижу, что солнце светит так же ярко, как и всегда. Как я при этом могу осознавать, что оно уже начало гаснуть?
– Когда мы это увидим глазами, будет поздно, – резонно заметил Егор.
– Можно подумать, сейчас не поздно! – фыркнул Володька. – Тут изначально все поздно. Думай, не думай, а остаётся только одно: сливать воду и тушить свет. В прямом смысле слова. А что делать? Теоретически можно залезть под землю в какое-нибудь глубокое и хорошо оборудованное атомное убежище с запасами еды и прочего на много лет. Такие наверняка есть. Но, во-первых, в них и без нас есть кому забраться, а во-вторых, просидеть остаток жизни под землёй, зная что надежды всё равно нет… Извините. Лучше уж сразу… того. Детей только жалко – не успели пожить.